Магия в Средневековье - Табита Стэнмор

Божией милостью человек любезно взгляни на меня, раба божия, на меня князя Ивана Волконского [восстановлено по контексту], ангельским и отчим и материным сердцем, а тому Костентину тетеревина голова, язык тетеревиный, волова губа не умел бы против меня искать. А как пойдешь из двора попадется первое лычко и то поднять да в руках смять да как станешь к суду и то лычко под нево подкинуть как то лычко смялось и у тово лычка ни ума ни памяти нет[63].

Как и в случае с семьей Лейк, основное наказание досталось ведуну, написавшему заклинание, в то время как нанявший его дворянин вышел сухим из воды. Воинко Якунина, дьяка, пытали, чтобы выяснить, как он обнаружил заклинание и какие цели преследовал. Интересно, что Воинко, по всей вероятности, научился заклинанию в юности у казака Федора Александрова. Возможно, что все трое — казак, дьяк и князь — хотя бы по разу в жизни его использовали, и это наглядная иллюстрация того, как магия распространялась вверх по иерархии.

Разрушительная сила колдовства и слабые места судебной системы отчетливо проявляются в случаях, рассмотренных в этой главе. Но можно с сочувствием отнестись к тем, кого мы встретили на ее страницах, и понять их мотивы использовать заклинания и чары. Воин, которому предстоял жестокий поединок, стремился к победе и надеялся избежать серьезных ранений — нередкого исхода подобных испытаний. Семья, столкнувшаяся с публичным унижением и тем, что ее жизнь рушилась, желала любыми способами склонить чашу весов правосудия на свою сторону. Однако это понятное любому человеку стремление вместе с тем делало опасным применение магии в судебных делах. В отличие от поиска пропаж, при котором, по сути, восстанавливался естественный порядок вещей — предметы возвращались к законным владельцам, — обман в суде намеренно естественный порядок вещей нарушал. Возможно, именно из-за этого коварства к заклинаниям Пикока отнеслись с такой суровостью. Тот же аргумент использовал Генри Хойгес для судебного преследования Джона Гарри в 1440-х годах: такие методы нарушают порядок, предписанный свыше, и, что не менее важно, посягают на верховенство закона.

Колдовство: дьявол разговаривает с джентльменом и судьей (?) в кругу. Гравюра на дереве

1720. Wellcome Collection

Дело семьи Лейк также свидетельствует о том, что магия — особенно разрушительная — в XVII веке вызывала повышенное беспокойство. Стоит отметить, что даже очевидно вредные заклинания, примененные Джоном против Хойгеса, не удостоились такого внимания или преследования, как заклинания Пикока. Отчасти это подтверждает, что тревогу вызывало вмешательство в королевские дела со стороны местного населения, но также демонстрирует, как отношение к магии менялось с течением времени. В следующей главе мы увидим, что и оно, и наказания сильно варьировались в зависимости от эпохи и географического региона. До середины XVI века применение магии с целью причинить вред могли оставить без внимания — хотя и не всегда. Однако начиная с 1560-х годов относительно спокойное отношение сменилось гораздо более враждебным.

Глава IV. Как отомстить

У Элизабет Робинсон заурчало в животе, но ее это не беспокоило. Более того, она была этому рада. Голод, захвативший пустой желудок, представлялся ей доказательством того, что ее пост работает. В последнее время ее жизнь была нелегкой: в конце 1515 года она потеряла мужа, Джона, а в ноябре следующего года ее вызвали в местный церковный суд. Кто-то из ее общины в районе Боуленд в Ланкашире донес на нее за «незаконное владение участком, а также теленком, подлежащим обложению десятиной». Предположительно, она не заявила это имущество, когда Джон умер, либо потому, что не хотела платить взнос, полагающийся в случае смерти главы семьи, либо потому, что не могла себе этого позволить. К ее великому сожалению, ей было предписано выплатить десятину, что далось бы ей очень нелегко. Через три года, когда ее имя в следующий раз появилось в консисторских записях суда, ситуация, похоже, не сильно улучшилась. Элизабет не удалось повторно выйти замуж, и она не ладила с соседями. Особенно испортились ее отношения с мужчиной по имени Эдмунд Паркер. На самом деле все стало настолько плохо, что она публично заявила о намерении отомстить ему с помощью черного поста[64].

Что послужило причиной размолвки между Элизабет и Эдмундом, неясно. Судебные протоколы содержат только обвинение, относящиеся к делу улики и имена участников: история отношений между истцом и обвиняемым редко интересовала суд. Возможно, Элизабет узнала, что именно Эдмунд несколькими годами ранее донес на нее за уклонение от уплаты налогов. Как один из старожилов района Боуленд, он был обязан сообщать судебным собраниям о мелких проступках соседей. С таким же успехом неприязнь мог вызвать другой, гораздо более личный инцидент. Что бы ни произошло между ними, это явно было достаточно серьезно, чтобы Элизабет прибегла к крайним мерам. Навести порчу на человека означало попытаться причинить ему сильный дискомфорт, вплоть до смерти.

Ян ван де Велде (II). Ведьма у котла, в который она насыпает порошки. Дует сильный ветер. Перед ней группа монстров

1626. The Rijksmuseum

Несмотря на зловещее название, черный пост был ортодоксальной христианской практикой — более того, некоторые соблюдают его и сегодня. Обычно он проходит в Пепельную среду и Страстную пятницу и представляет собой экстремальную форму поста, когда верующие ничего не едят в светлое время суток, лишь пьют немного воды. Цель — побудить верующего сосредоточиться на своем духовном, а не телесном «я» и осмыслить жертву, принесенную Христом ради спасения человечества. Идея приближения к Богу через умерщвление плоти пользовалась большой популярностью в эпоху Средневековья и раннего Нового времени, и пост приобрел особое значение. Считалось, что он несет и другие блага. Например, бытовало мнение, что пост в день праздника святого Марка Евангелиста (25 апреля) защитит от бед в последующие дни, а если поститься в праздник Благовещения (25 марта), то весь год можно не бояться внезапной смерти[65]. Поэтому черные посты в целом не считались чем-то необычным или вызывающим порицание, особенно до Реформации. Проблема заключалась в том, что Элизабет использовала их силу в неблаговидных целях. Превратив черный пост в форму симпатической магии, она хотела спроецировать свои страдания на Эдмунда. В то время как ее тело испытывало боль, его чувствовало бы то же самое, но в десять раз сильнее.