Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Пётр Петрович с женой и сыном

На сей раз, в связи с явной психической неполноценностью Шмидта, его судьба могла бы закончиться весьма печально: увольнением с диагнозом «шизофрения» и как следствие этого невозможность работать по специальности. Однако снова (в который уже раз!) на выручку племяннику пришел всесильный дядя. Он не просто добивается увольнения непутевого племянника со службы без "волчьего билета", замяв все дела с психическими клиниками, но и устраивает его на весьма доходную и престижную службу в Добровольный флот, о которой мечтали тогда многие.

Суда Добровольного флота в то время обслуживали океанскую линию Одесса – Владивосток. Служащие на них отставные офицеры получали весьма неплохие деньги и могли жить на широкую ногу. Так Шмидт во второй раз попал в Одессу, где, по-видимому, вновь встретился со своими старыми знакомыми. В Одессу приезжает и его супруга с сыном.

О годах пребывания Шмидта в Одессе известно не много. Плавания плаваниями, но только ли этим ограничивался круг его интересов? Известно, что в начале ХХ века в Одессе происходили забастовки моряков РОПиТа (российского общества пароходства и торговли). Именно туда через несколько лет переходит на службу из «Доброфлота» и Шмидт.

Впоследствии Шмидт будет рассказывать, что, будучи в Одессе, он, якобы, впервые познакомился с некими социалистами из рабочей организации, которые во многом и изменили его взгляды. Что же это была за организация, и что это были за социалисты? На тот момент в Одессе существовала всего одна подобная организация – «Южнорусский рабочий союз». Настоящих рабочих там, как выяснили историки, отродясь не было, всем заправляли недоучившиеся студенты из местных купеческих семей и среди них некто Лейба Бронштейн – будущий Лев Троцкий. На Лейбу, Шмидт, видимо, должное впечатление произвел. Пройдет три десятка лет, и именно Троцкий прикажет поэту Пастернаку написать поэму о славных подвигах друга своей юности Шмидте.

Впрочем, общаться с отпрысками местной купеческой элиты, Шмидту довелось недолго. В 1898 году социалистов скопом, в том числе и выгнанного из университета Лейбу, арестовали. Шмидта, однако, не тронули. Возможно, в момент ареста он просто был в море.

Вот как описывает одесский период жизни своего отца Евгений Шмидт-Очаковский: "В 1898 г. он (П.П. Шмидт – В.Ш.) вышел в запас и поступил на службу в Добровольный Флот, где получил место 2-го помощника капитана на пароходе «Кострома» (командир – кн. Маврокордато). «Кострома» совершала рейсы между Петербургом и Владивостоком, с заходом в Одессу, куда я с матерью и переехал. В августе 1900 г. я поступил в 1-й класс Реального Училища св. Павла. Мы поселились в Стурдзовском переулке, против того самого дома бабушки Екатерины Яковлевны, который мачеха мошеннически себе присвоила. Одесса, родина отца, мне чрезвычайно понравилась; солнце, близость моря, мною страшно любимого, красочная, международная толпа, кипуче-жизнерадостный пульс большого торгового порта, темпераментные нравы подвижных, как ртуть, южан – все соответствовало моим симпатиям и душевному складу.

В конце 1899 года, в море, с отцом случился острый припадок болезни почек, мучивший его уже много лет и сделавший неспособным к несению службы. «Кострома» находилась тогда у берегов Англии. Отца высадили в Портсмуте и отправили в морской госпиталь, где ему пришлось пролежать около месяца. Отношение англичан к отцу было, по его словам, необычайно теплым и внимательным. Россией англичане очень интересовались, но насколько фантастические понятия имелись у них о нашей родине, явствует из того факта, что отца спрашивали о фамилии спикера русской нижней палаты (дело происходило за 6 лет до августовского манифеста о законосовещательной Думе!). Отец чрезвычайно симпатизировал англичанам. Особенным его одобрением пользовалась английская система воспитания юношества, заключавшаяся в закаливании с малых лет тела ребенка самыми разнообразными видами спорта и во внедрении в него чувства собственного достоинства, понимания своих гражданских прав и обязанностей и гордости от сознания принадлежности к гражданам самой свободной в мире страны. Более же всего отцу нравилась английская конституция. По возвращении в Россию отец, по советам врачей, решился на операцию почек. Операция прошла благополучно, но существенного облегчения не принесла, и до конца жизни отец страдал от периодических мучительных припадков своей болезни – прохождения камней.

В начале 1900 г. отец получил назначение на «Орел» (командир – капитан 2 ранга Скальский) и принял косвенное участие в Китайской кампании 19001901 гг. После «Орла» отец проплавал несколько месяцев на «Тамбове» (командир – лейтенант Остолопов). Служба в Добровольном Флоте тоже, в конце концов, не улыбнулась отцу, так как порядки там мало чем отличались от тех порядков на военных судах, из-за которых он и ушел с военной службы. В декабре 1900 г. он бросает Добровольный Флот и поступает в Русское Общество Пароходства и Торговли, где прослужит до начала Русско-Японской войны, когда его призывают из запаса. В Русском Обществе его сперва назначают старшим помощником на роскошный пассажирский пароход «Королеву Ольгу» (командир – отставной мичман Деме), делавший рейсы от Одессы до Петербурга и обратно. В этой должности отец пробыл 8 месяцев, после чего получил в командование крошечный полубуксирный, полугрузовой пароходик «Полезный». На нем отец служил не более недели, затем последовательно командовал небольшим грузовым пароходом «Игорь», пассажирским, кавказской линии, пароходом «Святой Николай» и, наконец, большим грузовым океанским пароходом «Диана», на котором отец оставался до конца своей службы в Русском Обществе и с которым у меня связано множество дорогих воспоминаний. И в военном, и в коммерческом флоте отец пользовался вполне заслуженной славой талантливого, опытного моряка, блестящего офицера и человека идеальной честности. Сослуживцы относились к нему с величайшим уважением, матросы же его положительно обожали и были готовы за него в огонь и воду. Это не фраза с моей стороны и не вполне понятное пристрастие сына; если из читающих эти строки найдется кто-нибудь, служивший вместе с отцом хотя бы в продолжении самого короткого времени, он подтвердит слова мои.

Безумная вспыльчивость деда отчасти передалась отцу, и некоторые явления на службе и в жизни, которые он считал недостойными и возмутительными, совершенно выводили его из себя, заставляя часто терять всякое самообладание. Случалось, что отцу приходилось и несправедливо вспылить; надо было после этого видеть его горе и раскаяние! Он не находил себе места, чувствовал себя несчастнейшим человеком, пока, чуть не со слезами на глазах, не выпрашивал прощения у обиженного им, какого бы ничтожного положения ни занимал последний. В море от подчиненных отец требовал полного и беспрекословного повиновения; здесь