Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

бани нет ее. Пока невесту не сводят, нету обдерихи. А как невесту заведут, дак заходит. Раньше еще как говорили: если рожаница не сходила в баню, то и обдерихи нет, а если пошла, ну роженица, родит и мыться пойдет, и там потом обдерихи.

Дак вот в байну велено бояться ходить.

Тоже старинный случай. Вот запохвас[105] какой-то мужик ходил в баню в Новый год. Озорко[106], ну, опасно[107] ходить. Так его коверкали, его загнуло в дугу. «Луку гну в дугу» — вроде как крицало-то.

У матенки байна была, да, видно, не у места. Дак как 12 часов, в байне огонь, да хвощутся. Их не видно, а слышут: хвощутся, веники-то шумят. Людно порато, это обдерихи, не одна, а все семейство, все нечиста сила, видно. Это баня-та не у места, скажут.

Моего отца в байны-то выпутало. Байня не рано была, в семь часов. Отец говорит: «Я наперед пойду один, я не боюсь». Брат Матвей говорит: «Я, Калина, к тебе приду». Пришел отец, а Матвей уж там сидит, намылился. «Опередил я тебя», — говорит. А отец обернулся, а скамейка суха, нет никого. Он выскочил взапятки[108], рубаху на леву сторону одел. А это он еще сказал, не боюсь ничего, а похвальное слово ни Бог, ни черт не любят (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Гора, 1985).

№ 200. Обдерихой раньше малых пугали, мы край[109] боялись. Как ребенок родится, его в бане вымоешь, так обдериха. Сколько вымыто, как родились, столько обдерих. Обдерихи кошками являлись. Одного мужика задрали, шкура вся задрана. А то говорят, что обдериха в бане только после сорокового ребенка появляется.

В баню-то с некрещеным младенцем не ходи, обдериха задерет.

В байну идешь, говоришь, просишься: «Баенна хотерка[110], баенна хозяйка, пусти нас помыться, погреться, пожариться, попариться». А как помылись, скажешь: «Байна хозяюшка, спасибо за парную байну. Тебе на строеньице, нам на здоровьице». После двенадцати в байну не ходя. Она ведь, обдериха-то, тожы хочет отдыхать, помыться хочет. Одна женщина мылась в бане после двенадцати, дак она ее за волосы вытащила (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№201. В бане-то обдериха, пугало — обдериха. Расскажу про свою мать. Мылась она в бане, мы небольшими были. Нас отец мыл. Так мать всех ребят вынесет, потом сама будет мыться. А отец говорит: «Жонка, говорит, Наташка, я весь зажарел». А она: «Иди, кто меня съест!» Похвастала. Ушел он, через дорогу дом-то. Слезла она с полка, слышит, в камнице[111] — туда жар кидают[112] — камешки постукивают. Как ухнет вся камница в печку. Она-то вся в мыле домой прибежала, до люльки добежала и упала тут. А завтра бабушка пошла, все на месте. Повиделось ей (Архангельская обл, бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 202. В бане детей нельзя оставлять, там баянной, он переменит. Как перемен ребенок сделается, ревет и не растет, ли растет да ницо не понимат. В Березнике был слуцай. Раз оставили роженицу в бане, а она в каменицу затянута и ребенок с живота вынут. Мертвы оба. Роженицу нельзя в бане оставить, и с малыми ребятами может что сделать (Архангельскяа обл., Мезенский район, Усть-Пеза, 1986).

№ 203. Вечеринку сидели ребята да девушки, говорили, что в одной бане обдериха живет, боялись. Парень один говорит: «Я схожу». Сказал запохвас. Ему говорят: «Слабо тебе». Он говорит: «Что слабо? Схожу! Запохвас!» — «А откуда мы узнаем, сходил ты или нет? Ты принеси камешек с каменицы». Камень-то меченый какой-то был. Надо в полночь идти. Сходил он, идет назад, бледный, как портно[113], камень несет. «Вот вам камень, а я домой пошел». А дома мать встречает, а он не пил, не ел, спать лег. «Огня, — говорит, — не зажигай». Вдруг что-то колотится у ворот. Мать пошла, посмотрела, вернулась и говорит: «Это тебя кака-то женщина спрашиват». Он говорит: «Да я не пойду» — «Да как не пойдешь?» — «Сама открывай, посмотришь, что будет! В сложные условия я попал». Приходит голая женщина: «Ваш сын обещался меня взамуж взять». — «Обещал, дак женись». — «Встретились мы с ним в бане. Он пришел, а я в ей восемнадцать лет живу. Я не обдериха, я дочка соседей, такая-то». — «Что говоришь-то! Они 17 лет младенца в люльке качают, он ест, спит, а не растет и не помирает». — «Оденьте меня. Если обещаете меня взять взамуж, то я не вернусь туда, а не обещаете, то вернусь. А дело так было. Мать меня принесла маленькую в баню помыть, оставила одну, меня и унесли, а посадили голяка[114], вот он там и орет». Дали ей рубаху, сарафан, да зашли к соседям: «Зравствуйте!» А они говорят: «Что за женщина с вами?» А она подошла к люльке, взяла того за ножки да об порог стукнула, так и рассыпался голяк. Да женился парень на девушке той (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 204. Мужик сказывал, что пришел он в деревню, а спать негде, никто не пустил. Он пошел в байну, байна-то тепла, а сперва попросился у байны, чтоб пустила ночевать. Ночью слышит, полетели обдерихи на свадьбу и зовут: «Машка-Матрешка, полетели с нами!» А она отвечает: «Гость у меня». Те говорят: «Так задери!» А она: «Нет, не могу, он у меня попросился» (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шардомень, 1984).

№ 205. В целой волости такой обычай был. Под Рождество, под Крещенье одна из девушек должна идти в байну, а там, сказывали, обдериха живет, и провести там ночь. Все девки убегали, зайдут да убегут. Дошла очередь до одной, умная девка, состоятельная. Нашиньгала[115] льну, навтыкала прялки, пошла в баню на вечер. Говорит, только не подходите к бане, я хочу увидеть. Смелая девка была. В двенадцать часов петухи запоют, видения кончаются. Пошла она, зажгла свечу, сидит. Пряла, пряла, время далеко. Вдруг выходит, вся в волосах, и говорит: «Девица, девица, ты меня не боишься?» — «Нет, чего мне бояться? Садись ко мне за прялку да говори, чего тебе нужно». — «А ты чего делаешь?» — «А пряду». — «А чего прядешь?» — «А лен». — «А как его делают?» — «Счас я тебе расскажу, только ты не перебивай». Стала она рассказывать: «Вот сначала пашут, да пашут, да пашут, боронят да боронят. Потом его сеют,