Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

да сеют, да сеют. Потом он всходит да всходит, да всходит. Потом его смотрят, глядят, хороший когда будет. Потом он цвести начинает, цветет да цветет, цветки маленькие, голубые. Потом шишечки меленькие, желтенькие появляются. Это семена созрели. Теперь его можно рвать. Проверяют его, чтоб вовремя собрать. Потом его рвут, да рвут, да рвут, потом его броснут[116], на колодке, гребнем. Он будет чистый. А семя в мешки сыплют, да растолкут, тогда снова сеять можно. А лен в снопы вяжут, мочут снопы-те в речке, обмочат, да он потом три дня киснет в штабелях, потом на лугу расстилают, тонехоиько. Это его белят. На одной стороне высохнет, на другую перевернут. Потом он высохнет, его в снопы свяжут, на преть[117] везут, до осени оставят, до осени ветрят, на овине сушат, в бане. Потом на колодках колотят, чтоб мягкий был. В куклы[118] завернут да опять сушат. Потом смонут[119] на колодке, потом на трепалах[120] шукша[121] выделится, и потом его треплют. Отрепья[122] будут. Потом его чешут да чешут, будут пачеси[123] двойны. Пачеси получше да пачеси похуже. Счас прядут да шиньгают[124], да шиньгают, расщепляют по волоску по одному. Вот счас напряду, на мот намотаю, в пасма[125] намотаю шестнадцать нитей, на мот шестнадцать пасм. Потом моты в корыте заварим, попарим, пополощем, повесим ветриться. Потом моты снимем, на вьюху[126] поставим, на турачьи[127] навьем. Кросна[128] снуют на воробах[129]. Навьем на сволок[130], потом вдевают дощечку, привязывают к берду[131], а бердо надо обнитить». Вот она рассказывала, рассказывала да рассказывала, ночь-то и прошла, петухи пропели, обдерихе-то что делать, она поклонилась ей и пропала (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

Шуликуны

№ 206. Чуликины-то, появляются за пять ден до Рождества. Шум стоит, чиликуны понаехали. Головы востры, жопы пестры. Да скажут, на коже-то, на коже чиликуны-те едут. У них глаза светят, зубы светят, они в ступе летают и шапки у них остры, долги-те шапки у них. Во Святки выезжают, во Святки прясть нельзя, чуликуны придут, веретен тебе много принесут. Они в реке живут и сами уедут накануне Крещенья.

Детей пугали, говорили в Игнатьев день, что чиликуны из проруби вышли. Приедут, спустят в прорубь. Говорили, что у них на голове мешок.

Девчонки ходят слушать на росстань, возьмут овчину, обязательно с хвостом, положат на три дороги, захватятся мизинцами, зачурятся[132]. А им говорят: «Вас чиликуны утащат в прорубь».

На Святки на реку с крестным ходом ходят, а потом говорят, теперь всех шуликенов в речке, в Ердане потопили, некого бояться (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 207. Чиликуны из болота выходят, маленьких детей подбирают, кто на улице долго ходит, в болото уносят. Они таки мокры. На шапке у них что-то есть. Выезжали в четверг, до Рождества. Скажут, колотятся чиликуны-те. Когда чиликунов-то прогоняли, святу воду брали (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шардомень, 1984).

№ 208. Чуликуны в Рождество из воды выходят, в Кутейник[133] забрякают на железных ступах. На человека похожи, шапки с остряком, в белом кафтане самотканом, вроде как подпоясаны кушаком. Чуликуны по деревне ночью ходили, всех пугали.

В этот день старые люди не ели от звезды до звезды. Если увидишь чиликунов, креститься надо (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шармодень, 1984).

№ 209. Нас рани стращали все. 25 декабря Игнатов день, говорят, сегодня выйдут чуликуны. Говорили: «Спи, а то чиликукы придут, спите, а то чиликуны приехали». На Рождество они выезжают из воды на ступах, на медных ступах, в роте-то огонь. Они говорят: «Стретьти изгебь-ти опредено ли?» Они по улице едут и в окошки смотрят. Мы боимся, пугалися.

А уедут-то чуликуны-ти на Крещенье. Когда окунут крест, цуликоны, говоря, сходя; на Крещенье все кончается (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Кеврола, 1984).

№ 210. Шуликуны с Рождества до Крещенья. Скажут, вечером не гляди в окно, шуликуны утянут. Они на печи на каленой ездят. Наверно, натопят печь и поедут. Церковь обрестована, там коцегарка, вот и ходят (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1984).

№ 211. В Кевроле дом провалился. Там вечеринка была, они в дом зашли, у их во рту как огонь, зубы-те светят, они заплясали, и дом пошел в землю (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 212. Чуликины в лесу живут, черные, волосы черные, лицо черное и ноги черные. Они на цыпочках ходят. Мы куклу наряжаем чуликином, все черное, а на груди красное (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Веркола, 1984).

№ 213. Великий пост пройдет, будет заговенье. Кругом деревни гоняют тройки, шуликунов топчут. Это будто черти, а потому их и топчут, чтоб они не остались (Коми, Усть-Цилемский район, 80-е годы).

№ 214. Шуликены в святочное время выезжают из проруби на конях в санях. Страшны, востроголовы, изо рта огонь, в руках каленый крюк, им загребают детей, кто в это время на улице (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).

№ 215. Когда река стоит, дак чуликуны-ти выедут из пролуби. Шуликины-ти на одном полозе ездят, один полоз, так уж без саней.

Малых ребят запугивали, в Рождество скажут, не надо боле играть. Пугали, циликуны приедут, наденут шапки красны, в роту красно, в носу красно и глаза-ти красны, в роту как огонь горит. Говорили, боле нельзя на вечеринках сидеть, цуликуны приехали (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Веркола, 1984).

№ 216. Нас самих, маленьки были, пугали, что шуликунов зовут, когда не слушаемся. Шуликуны — люди какие-то, лишенцы, говорили, ну, лишены родного места, в революцию выселены были, они лишились существовать. Еще это неблагонадежны, власовцы; шуликун от духовенства шел, они с религией должны быть, в рясе такой. Я представляю, про лишенцев только у Некрасова можно прочитать (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Засурье, 1985).

Прочие персонажи

№ 217. Однажды вечером мы топили подовин[134]. Вдруг ветер подул, дедко полевой в ладоши захлопал громко, громко. Я за печкой на соломе спала, кричу маме: «Кто там хлопает?» Подбежала к маме, смотрю, а мама стоит и крестится. Ухватила я ее за фартук, прижалась к ней. Мама ворота крестит, чтобы, значит, не к нам, и все причитает: «Аминь, аминь, аминь, аминь». Я так ничего и не