Грехи записала, а раскаяния нет... Книга об исповеди и покаянии - Коллектив авторов -- Религия

соками этой Лозы. Кто не будет питаться соками этой дивной Лозы, тот непременно погибнет. Раскольники погибают в заблуждении, пашковцы тоже погибают, погибают и толстовцы. Все они грешники нераскаянные. Сами гибнут и других влекут на погибель.

Братья и сестры, каялись ли вы? Желали ли исправить свою жизнь? Осознали ли грехи свои? Ленились вы Богу молиться? Пьянствовали, прелюбодействовали, обманывали, клятвопреступничали, богохульствовали, завидовали, хитрили, злобствовали, злословили, воровали? Да, много, много грехов у нас, братья и сестры, всех их и не перечесть…

Слово кончено. Обращаясь к народу, отец Иоанн властно и громко призывает:

— Кайтесь, кайтесь, в чем согрешили!

Что происходит в эти минуты, невозможно передать. Напряжение достигает самой высокой точки и захватывает всех.

Это уже не тихий и спокойный народ, а море бушующее. Подобно пламени, охватившему внутренность здания, которое сначала вырывается наружу незначительными огненными языками и облаками дыма. А потом со страшной силой устремляется вверх и почти мгновенно охватывает все здание, перелетает на соседние дома. В такие минуты человек — лишь безмолвный свидетель происходящего. Нечто подобное представляет собой и толпа в данный момент. Стоит страшный, невообразимый шум. Кто тихо плачет, кто громко рыдает, а кто стоит в безмолвном оцепенении. Многие вслух перед всеми исповедуют свои грехи, нисколько не стесняясь, что их все слышат:

— Не молимся, ругаемся, сердимся, гневаемся, злимся, — подобное доносится из всех частей храма.

Трогательно было смотреть в это время на отца Иоанна. Он стоит, глубоко растроганный и потрясенный всем. Уста его шепчут молитву, взор обращен к небу. Стоит он молча, скрестив руки на груди, стоит как посредник между небесным Судией и кающимися грешниками, как земной судия совестей человеческих. По его щекам катятся крупные слезы. Он закрывает лицо руками, на холодный церковный пол капают крупные слезы. О чем же он плачет? Кто может понять его душевное состояние в эти минуты? Отец Иоанн плачет, соединяя свои слезы со слезами верующих, как истинный пастырь стада Христова, скорбит и радуется душой за своих пасомых. А эти овцы заблудшие, грешные, видя слезы на лице своего любимого пастыря и поняв состояние его души в эти минуты, стыдятся еще больше самих себя. Еще громче слышатся рыдания, вопли, стоны, и чистая река слез покаяния течет к престолу Божию, омывая в своих струях загрязненные души.

— Кайтесь, кайтесь, — повторяет отец Иоанн.

Иногда он обращает свой взор в какую- либо часть храма, и верующие чувствуют его на себе. Тотчас здесь громче раздаются голоса, заметно выделяясь в общем хоре и заражая толпу. Потом опять воцаряется один тон, чтобы усилиться снова там, куда обратит свой взор батюшка. Как могуче владел он всей этой массой народа он был как маг или чародей. Скажи отец Иоанн прихожанам идти за ним в эти минуты, и они, не задумываясь, последовали бы за своим пастырем… В таком состоянии кающиеся находятся не менее пяти минут. Наконец, отец Иоанн отирает слезы красным платком, крестится в знак благодарности за слезы покаянные, народные.

— Тише, тише, братья, — призывает батюшка. Не скоро в храме водворяется желательная тишина. Но мало-помалу все смолкает. — Слушайте, — говорит протяжно отец Иоанн. — Мне, как и всем священникам, Бог даровал власть вязать и разрешать грехи человека… Слушайте, прочитаю молитву разрешительную. Наклоните головы свои: я накрою вас епитрахилью, благословлю, и получите от Господа прощение грехов.

Тысячи голов смиренно преклоняются, читается разрешительная молитва. Берет отец Иоанн конец своей епитрахили, проводит им по воздуху на все четыре стороны и благословляет народ. Какая торжественная и таинственная минута! Примиряется небо с землей, грешники с безгрешным.

После разрешительной молитвы все чувствуют себя как-то особенно легко. Как будто бы громадное бремя свалилось у каждого с груди. (Эти минуты живо напомнили мне минуты счастливого, радостного, чистого и беззаботного святого детства) Верующие со слезами благодарности смотрят на кроткое, сияющее духовным торжеством лицо своего доброго батюшки пастыря, который вывел так благодетельно своих овец из мрачных дебрей греха на светлый путь добродетели, к лучезарному дому Отца Небесного.

Люди, заслуживающие всякого внимания и доверия, нам рассказывали нечто весьма любопытное относительно общей исповеди у отца Иоанна. В то время, когда верующие приносят искреннее и глубокое покаяние в своих грехах, некоторые из богомольцев видят на солее Спасителя, который благословляет и разрешает православных от всех грехов. Об этом недавно сообщалось даже и в печати. Вот каков религиозный подъем духа народа в эти минуты, вот каких размеров достигает его напряжение!»

Исповедь у святого праведного Алексия Московского (Мечёва)

К праведному Алексию Московскому (дни памяти: 29 января / 11 февраля (новомуч.), 9/22 июня, 20 августа / 2 сентября (Моск.), 16/29 сентября, перенесение мощей), который служил настоятелем храма святителя Николая в Кленниках, шли на исповедь, за духовным советом и помощью множество людей. Игумен Феодосий, настоятель Оптинского скита, приехав как-то в Москву и увидев, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, как подробно совершается поминовение, какие толпы верующих ожидают приема, как долго длится этот прием, сказал отцу Алексию: «Да, на все это дело, которое вы делаете один, у нас в Оптине несколько человек понадобилось бы. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».

В это время во многих храмах начала входить в практику общая исповедь, и многие из ложного стыда стали предпочитать ее исповеди частной, считая «неудобным» говорить все о себе в присутствии «постороннего человека» (священника). Батюшка же объяснял, каким должно быть покаяние, и что исповедь непременно должна быть частной, даже лучше, если не по записке.

«Недостаточно, — говорил он, — прочел все грехи по записке и конец — ничего и не получилось. Надо так себя подготовить, чтобы все внутри перегорело: вспомнить грех, подойти к нему со всех сторон, привести на память все мелочи, все подробности его, чтобы грех опротивел, и тогда, подходя к исповеди, будете каяться Самому Богу, и будет все равно — есть ли кто-нибудь около тебя или нет. Глубоко надо почувствовать, что “грешен я, виноват”… Исповедь помогает сильнее осознать свою вину и возненавидеть грех. После такой исповеди мы уже не скоро вернемся к этому греху, а может быть, и совсем его оставим, а то опять за то же».

Кто-то заметил относительно записки: «А если забудешь?» — «Если что болит, того не забудешь. Где мне больно, тут я и покажу»…

Что же касается общей исповеди, батюшка считал ее недоразумением: «Многие думают, что они исповедались, а в действительности — нет». Ссылки же на практику отца