11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

Анатолий Васильев – москвич в третьем поколении. Осенью 2019 года отметит своё восьмидесятилетие. Голодное и холодное военное детство помнит слабо и потому никогда о нём не распространяется. Вообще должен заметить, что за те годы, что мы с ним близко знакомы, я не помню случая, чтобы он хотя бы раз, хотя бы случайно ударил пальцем о палец для создания собственного артистического имиджа. А мог бы элементарно…

С отроческих лет мечтал о театре. Занимался в школьном драмкружке, играл на гитаре, сочинял незамысловатые песенки. После десятилетки, которую окончил на «отлично», удивил не только родных, близких, но и всех однокашников. Вместо того, чтобы отнести документы в один из престижных столичных вузов, устроился рабочим сцены в Московский театр драмы и комедии на Таганке. И до самого призыва на службу занимался сборкой и монтажом декораций. Служить Толе выпало в Звёздном городке при первом отряде космонавтов под началом того самого полковника Утыльева, о котором я уже не раз здесь писал.

Уволившись из армии, Васильев поступил в театральное училища имени Б. В. Щукина в мастерскую Альберта Борисова. Ещё в 1962 году вместе с однокурсником Борисом Хмельницким Анатолий написал музыку для студенческого спектакля «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Б. Брехта. Спустя два года, именно с него начнётся любимовская «Таганка», а Васильев и Хмельницкий станут как бы «официальными композиторами» нового театра. Сам Толя вспоминает: «Два года мы учились и не учились. Нет, разумеется, ежедневно появлялись в «Щуке», а нас уже ожидали студенты и преподаватели: «Ну расскажите, как там у вас, на Таганке? Кто из известных приходили на ваш спектакль?». И мы с Борей вынуждены были удовлетворять их любопытство. В «Добром человеке из Сезуана» я играл Янг Суна, а Борька – музыканта. Он классный исполнитель на аккордеоне. Мы с ним и дипломы защищали по своему театру и по «Доброму человеку». Конечно, были лидерами в труппе. Позже мы написали музыку к спектаклям «Жизнь Галилея» и «Антимиры». Но уже в последнем у нас с Борей появился соавтор – Володя Высоцкий. И быстро оттеснил нас на второй план. Только мы не сопротивлялись нисколько, потому что видели оба: он намного талантливее нас. И это счастье, что нам с ним удалось поработать во многих спектаклях.

Четыре года пребывания в «Щуке» и весьма щадящий там процесс обучения не удовлетворил пытливую натуру Васильева. И, продолжая служить в Театре на Таганке, он поступает на режиссерский факультет Высших курсов сценаристов и режиссеров. По окончанию курсов становится режиссером-постановщиком творческого объединения «Экран». Дипломную работу – телефильм «Цвет белого снега» – снимал на киностудии «Ленфильм». Чтобы подальше от столичного начальства.

– Ты себе не представляешь, как долго и упорно я искал актрису на главную героиню. Более ста девушек из балетного училища, из ленинградских школ, просто с улицы прошли тогда наш кастинг. И всё безуспешно. Нам нужна была некая странновата особа, немного с придурью (в хорошем смысле). И вдруг, не помню, кто подсунул мне фотографию Марины Неёловой. Краем уха я уже о ней слышал. Ещё на третьем курсе Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии она снялась в нашумевшей музыкальной картине «Старая, старая сказка». Там её партнерами были такие легендарные актеры, как Олег Даль, Владимир Этуш и Георгий Вицин. Но, честно говоря, Марина мне не совсем поначалу приглянулась. Поэтому я сделал с ней более десятка проб, каждую показывая худсовету. И мэтры всё отклоняли – не утверждали. Случайно одну из тех проб увидел Марлен Мартынович Хуциев. Пришёл на очередной худсовет и с порога заявил: «Да вы что, обалдели? Вы в своём уме? Это же – наша советская Анни Жирардо вылитая! Неужели не видите?» И начальство дружно сложило лапки. Так Марина снялась в моей картине. Так мы полюбили друг друга. Поженились сразу после выхода фильма на экран. Я перевёз её в Москву. Свадьбу справляли в ресторане «Арагви». Мне по молодости хотелось, чтобы все было красиво и по-человечески. Потом, правда, пожалел об этом. Подобные торжества надо отмечать в узком кругу и желательно в домашних условиях. Ибо давно замечено: чем шикарнее свадьба, тем тускнее потом будет совместная жизнь молодожёнов. Но в те годы меня переполняла псевдо романтика. Жить нам предстояло в жуткой развалюхе-«хрущёвке» возле станции метро «Водный стадион». Комната представляла собой сарай-развалюху. И я собственными руками сумел сделать из неё приличное жилье. Сам перестилал полы, клеил обои, заменял рамы. Вот когда пригодились навыки рабочего сцены.

Первые годы мы жили с Мариной просто-таки замечательно. В кайф и в удовольствие жили. Я во всём Марину поддерживал. Да и сама она постепенно обросла связями. Например, актёр Саша Леньков, работавший в Театре имени Моссовета, переманил её туда. Юрий Петрович Любимов тоже одним из первых оценил талант моей супруги. Не раз интересовался: «Что ж ты свою-то Жирардо не приводишь?» – «Потому и не привожу», – отвечал ему. Поскольку знал и видел: Марина – потрясающе самобытная актриса. А у нас – театр функциональных особей, где каждый солдат знает свое место и свой манёвр. Шаг влево, шаг вправо для него немыслим, как побег из заключения. Маринке это бы точно не подошло. Хотя Петрович продолжал приставать: приводи да приводи. Вот так, брат, мой художественный руководитель настаивал, а я был против. И оказался в итоге прав: не её это театр. Вот Моссовета и «Современник» – точно для Марины.

В следующей собственной картине «Фотография на стене» я опять снял свою Мстиславовну. Вместе с Дмитрием Харатьяном. То была его вторая картина, а у Марины третья. Сценарий Анатолий Алексин писал специально под неё. Я к ней и тогда, и теперь отношусь с большим пиететом. В работе она страсть, как хороша: не капризничает, не выпендривается. После нашего развода наблюдаю за ней как зритель. Однажды пришел на спектакль «Сладкоголосая птица юности». Сижу в зале и хохочу: я моментально увидел все ее находки и приколы. Марина – из тех актрис, которые умеют годами ждать роль и отказываться от плохих предложений. А разошлись мы через то, что у каждого – свои тараканы. И, знаешь, уже сто лет как не общаемся. В отличие от многих моих коллег по актерскому цеху я расстаюсь раз и навсегда. Не умею поддерживать отношения, когда они становятся «двуязычными». Не понимаю, когда бывшие мужья-жены обнимаются, целуются. У меня так не принято. Таким