Троцкий: Жизнь революционера - Джошуа Рубенштейн

В съезде участвовали более 650 делегатов, представлявших широкий спектр социалистических партий – от самых радикальных большевиков и их союзников из числа левых социалистов-революционеров и меньшевиков-интернационалистов до более умеренных меньшевиков и эсеров. Восстание осуществлялось от имени Петроградского совета, поэтому делегаты совершенно естественно полагали, что их задачей является формирование широкого коалиционного правительства социалистических партий. Большевики контролировали на съезде 300 мест и дополнительно рассчитывали на поддержку более чем 80 левых эсеров, что давало им большинство.

Юлий Мартов, представлявший меньшевиков-интернационалистов, призвал съезд образовать широкую коалицию. Но другие, более умеренные, делегаты выступали решительно против, осуждая большевиков за захват власти до проведения съезда. По их мнению, подобный акт «ввергает страну в междоусобицу, срывает Учредительное собрание, грозит военной катастрофой и ведет к торжеству контрреволюции». На этом месте многие меньшевики и социалисты-революционеры покинули заседание и даже заявили о намерении отправиться в Зимний дворец, чтобы продемонстрировать солидарность с Временным правительством. Благодаря их уходу большевики теперь располагали абсолютным большинством в зале.

Вновь вмешался Мартов, который умолял делегатов не допустить гражданской войны, сформировав коалицию, «приемлемую для всей революционной демократии». Но большевики, воодушевленные имевшимся у них большинством, не были настроены на переговоры. Троцкий отклонил призыв Мартова к компромиссу словами, полными высокомерия и презрения: «Наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, заключите соглашение. С кем? ‹…› С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда?» Прямо в лицо Мартову он бросил: «Вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть, – в сорную корзину истории»[19]. Теперь настала очередь Мартова покинуть зал. С этого момента была расчищена дорога к однопартийной диктатуре большевиков. В феврале большевистская партия едва насчитывала 25 000 членов. Восемь месяцев спустя в ее рядах состояло уже более 300 000 человек и она была в шаге от того, чтобы получить власть над страной со 150 млн жителей.

Временами история оказывается гордым и неумолимым божеством. Отповедь Троцкого меньшевикам, в тому числе его старому другу Юлию Мартову, стала одним из предвестий всей той демагогии, которая будет характеризовать большевистский режим. Троцкий не просто отверг свойственное меньшевикам более осторожное, более терпимое, более либеральное понимание смысла социалистической революции. Он помог – и очень сильно помог – заложить основы беспощадной диктатуры одной партии, правление которой продлится многие десятилетия.

Именно настойчивое стремление большевиков к монополии на власть спровоцировало гражданскую войну. Возможно, если бы они согласились на коалицию с другими революционными партиями, это умиротворило бы правых. Возможно, что и нет: в конечном итоге гражданская война была развязана правыми и монархистскими силами. Но подобная уступка смягчила бы большевистское единовластие и расширила бы пространство для политического диалога. Ленин и Троцкий не собирались на это идти.

Относительная легкость, с которой они захватили власть в Петрограде, поразила их самих. Наталья Седова приехала в Смольный через несколько дней после переворота. Она увидела Ленина и Троцкого изможденными, «цвет лица… серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротники грязные». Ленин и Троцкий пытались спать на полу, но волнение в сочетании с усталостью не давало сомкнуть глаз. Шепотом они беседовали. «“Знаете… сразу после преследований и подполья к власти… – [Ленин] ищет выражения, – es schwindelt[20]”, – переходит он неожиданно на немецкий язык и показывает рукой вокруг головы».

После того как Зимний дворец оказался в руках большевиков, следующее заседание съезда проходило под их диктовку. По инициативе Ленина съезд принял три важных решения. Он одобрил Декрет о мире с предложением справедливого урегулирования конфликта и обратился к рабочим Франции, Великобритании и Германии с призывом последовать примеру российских собратьев. Съезд также принял Декрет о земле, отменявший собственность на земли помещиков, церкви и императорской семьи. Этот декрет восходил к эсеровской аграрной программе, и, поддержав его, большевики привлекали к себе симпатии крестьян, которым отныне предлагалось коллективно захватывать крупные имения, определявшие всю жизнь в сельских районах.

Наконец, съезд объявил о формировании нового правительства и Центрального исполнительного комитета. Ленин стал главой Совнаркома (сокращенное название Совета народных комиссаров), а Троцкий назначался народным комиссаром по иностранным делам. Из уважения к той роли, которую он сыграл в захвате власти, Ленин сначала предложил ему должность главы правительства, но Троцкий сразу же отмахнулся от этого варианта. Следующая идея Ленина потребовала от Троцкого больше времени на размышление. Ленин убеждал его занять пост народного комиссара по внутренним делам, чтобы в этом качестве возглавить борьбу с контрреволюцией. Троцкий полагал, что всего через день после захвата власти большевиками, когда за пределами столицы сохранялась неопределенная ситуация, назначение на главный силовой пост еврея принесет больше пользы врагам. «Стоит ли… давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как мое еврейство?» – спрашивал он. Падение самодержавия, а затем и Временного правительства сами по себе уже были достаточно сильными потрясениями. Троцкий не мог не учитывать своего еврейского происхождения и того, какое впечатление оно может произвести, в частности, на крестьян, среди которых по-прежнему были широко распространены антисемитские настроения. Ленину было трудно согласиться с его аргументами: «У нас великая международная революция – какое значение могут иметь такие пустяки?» Но Яков Свердлов, который тоже был евреем (и который будет назначен председателем Всероссийского центрального исполнительного комитета – по сути, президентом страны) присоединился к доводам Троцкого. Свердлов также убедил Троцкого стать наркомом по иностранным делам, что было вторым по важности постом после ленинского.

Ленин и Троцкий стали публичным лицом нового режима. Все опасения Троцкого остались в прошлом. Ленин отдавал должное его новообретенной вере и произнес фразу, которую Троцкий потом часто цитировал: «Нет лучшего большевика, чем Троцкий».

С самого начала они сталкивались с огромными трудностями. В последние октябрьские дни Керенский собрал несколько армейских частей и попытался штурмом взять Петроград, но Троцкий, объединив вокруг себя солдат и красногвардейцев, смог отразить атаку. В Москве большевики увязли в тяжелых боях, которые продлились десять дней, прежде чем город удалось взять под контроль. Одновременно меньшевики и социалисты-революционеры, к которым примкнул могучий профсоюз железнодорожников, оставались в оппозиции однопартийному правлению. Они попытались вести с большевиками переговоры, надеясь расширить состав правительства или даже сместить Ленина и Троцкого с руководящих постов. Эти переговоры ни к чему не привели. Натолкнувшись на такое противодействие, Ленин и Троцкий ввели репрессивные меры для укрепления своей власти. 27 октября правительство издало свой первый декрет, санкционировавший цензуру печати в целях подавления контрреволюции. Во исполнение этого решения большевиками были разосланы отряды, которые уничтожали печатные станки, изымали газетную бумагу и задерживали издателей, связанных с оппозиционными партиями. Как гласил декрет, «буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии… оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы». Месяц спустя большевики отдали приказ об аресте лидеров кадетов, которых заклеймили «партией врагов народа». Затем последовали аресты меньшевиков, правых эсеров и лидеров крестьянства. Это были первые шаги к созданию полицейского государства. Как заметил позже философ Николай Бердяев, «в русском коммунизме воля к могуществу оказалась сильнее воли к свободе».

Подобные меры встревожили умеренных большевиков и других социалистов, которые не колеблясь предупреждали о накатывавшейся волне политического террора и указывали на вероятность гражданской войны. Троцкого это не остановило. Ради сохранения власти большевиков Ленин и Троцкий были готовы на любые необходимые для этого шаги. «Вы возмущаетесь тем нашим террором, который мы направляем против своих классовых противников, – заявил Троцкий, – но знайте, что не далее, как через месяц, этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов».

Всего через две недели после Октябрьской революции Максим Горький, насмотревшись на методы большевиков, вынес о них свое резкое суждение. «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия», – писал он в «Новой жизни». Еще через месяц