Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

За ужином председательствовал князь Четвертинский, благообразный старик, которого в кандалах отправили в Сибирь и который вернулся через двадцать лет. Сидя рядом с ним, я испытывал неловкость от осознания, что, будучи финном, я занимаю положение генерала свиты российского императора. Вероятно, я внушил им чувство скованности. Едва начался ужин, как вошел председатель Комитета скачек. Предполагалось, что, учитывая его многочисленные связи с Императорским обществом скачек и другими учреждениями Петербурга, он должен был быть хорошо информирован. Все взгляды обратились к нему, и было почти слышно, как он с облегчением вздохнул, когда со счастливой улыбкой объявил: «Господа, могу вас заверить, войны не будет. Компромисс найден». Практически в тот же момент слуга вручил мне конверт, который, как я понял, был из штаба военного округа. «Явиться в штаб бригады в двенадцать часов ночи». Извинившись, я встал из-за стола и позвонил в свою бригаду, приказав всем офицерам быть на своих постах к полуночи. Я прибыл в бригаду раньше назначенного времени и через несколько минут получил телеграмму следующего содержания: «Приказ о начале мобилизации отдан в полночь. Вскройте сводные приказы о мобилизации».

Я достал из сейфа пакет и вскрыл. В нем было четыре конверта: один адресован штабу бригады, по одному для командиров двух полков и один командиру батареи. Трое ординарцев ускакали в ночь с приказами.

К своему ужасу, я увидел, что первому эскадрону улан приказано прибыть через два часа. Это было невозможно, для этого требовалось по меньшей мере шесть часов. Я сообщил об этом по телефону начальнику штаба округа, и его удивление было не меньше моего. Он также понимал, что это невозможно, но сожалел, что ничего не может с этим поделать. Я тоже не мог. Пока личный состав готовился, время шло. И тут зазвонил телефон. Это был Молоствов, командир эскадрона его величества, который доложил, что эскадрон готов и выезжает через две минуты. Я взглянул на часы и спросил, как, черт возьми, ему это удалось? Он ответил: «Когда вы позвонили и сказали, что мы должны быть на своих постах в полночь, мы сразу начали мобилизацию». Он шел на серьезный риск, но, учитывая обстоятельства, я мог его только поздравить. После этого все пошло по графику.

Каковы были шансы России в мировой войне? В каком состоянии была ее армия?

Русско-японская война выявила серьезные недостатки как в плане подготовки, так и в организации, и, хотя в ней участвовала лишь треть армии, к моменту заключения мира склады были практически пусты. Большое количество оружия и припасов, которые при более упорядоченных условиях были бы доставлены с фронта домой, было почти полностью утрачено во время хаоса, последовавшего за заключением мира. В результате этого Россия оказалась в таком беззащитном состоянии, что о ее участии в великой войне между 1905 и 1910 годами или даже позже не могло быть и речи, притом что в 1909 и 1912 годах война была очень близка. В то время в резерве полностью отсутствовало обмундирование и обувь, не говоря уже об оружии и боеприпасах.

Создание армии требует много времени и денег. Война с Японией обошлась России в 2 500 000 000 рублей (250 000 000 фунтов стерлингов) и серьезно подорвала финансы империи. Было нелегкой задачей убедить Думу дать согласие на крупный заем, который был единственным средством для России идти в ногу с лихорадочными военными приготовлениями Германии и Австро-Венгрии. Ответом России стала так называемая «большая программа», запланированная с 1913 по 1917 год. По ней численность штатов мирного времени должна была увеличиться на 12 000 офицеров и полмиллиона солдат. Начало войны застало армию в разгар реорганизации, но многое уже было сделано.

Хотя материальное обеспечение русской армии было гораздо лучше, чем десять лет назад, Россия тем не менее была не способна вести европейскую войну дольше нескольких месяцев. Однако в то время считалось, что конфликт великих держав будет кратковременным.

30 июля моя бригада прибыла в Люблин, откуда ей предстояло пройти 25 миль до Красника, который в 20 милях от границы с Галицией, проходившей к северу от реки Сан. Таким образом, между границей и рекой Сан находился обширный австрийский плацдарм. Мы знали, что война еще не началась и мобилизация охватила только военные округа Москвы, Казани, Одессы и Киева. Однако в связи с призывом в армию в Германии 31 июля была объявлена мобилизация, а на следующий день последовало объявление войны Германии.

Нам не терпелось нанести удар по австрийцам, но Австро-Венгрия не последовала примеру Германии до 6 августа, что указывало, насколько политическая инициатива перешла к Берлину.

Красник имел большое стратегическое значение, являясь узлом дорожной сети южнее железной дороги Ивангород-Люблин—Холм, по которой происходило развертывание 4-й армии. Для прикрытия этого развертывания кавалерийский корпус в составе 13-й кавалерийской дивизии и гвардейской кавалерийской бригады под командованием генерал-лейтенанта князя Туманова был вытянут на восток от Вислы в сорокамильный фронт.

17 августа была произведена внезапная атака на стоявшие перед австрийским плацдармом войска, и в то утро я получил от генерал-лейтенанта Туманова приказ занять позицию к югу от Красика и удерживать ее «любой ценой». Приказ был поспешно написан на обороте донесения разведывательного отряда, согласно которому продвигающиеся к Красику силы противника состояли из бригады пехоты, трех батарей и «сильной кавалерии».

Я сразу объявил тревогу. Поскольку не было времени занять позиции к югу от города, которые я осматривал, командирам полков было приказано галопом скакать на юг, уланам – по двум западным дорогам, а гусарам – по одной на восток и, как только огонь противника вынудит их спешиться, оказывать сопротивление, поддерживая контакт друг с другом. Мой командный пункт находился на средней дороге.

Вскоре стало слышно, как эскадроны галопом выезжают из города, а чуть позже из-за сильной стрельбы я понял, что противник, не теряя времени, занял высоты к югу от Красика. Теперь вся моя бригада вела бой на фронте в пять миль. В самом начале боя превосходящая артиллерия противника сократила численность моей батареи до двух орудий (тогда батареи состояли из шести орудий), которые, кроме того, были вынуждены сменить позиции. Это означало, что уланам пришлось принимать на себя основную тяжесть вражеской атаки без артиллерийской поддержки, пока командир корпуса не прислал новую батарею, точный огонь которой во многом повлиял на исход сражения.

В течение дня противник предпринимал энергичные, но безуспешные попытки захватить обороняемую уланами центральную позицию, а также их левый фланг. Сообщения о появлении крупных сил кавалерии справа от меня вызывали у меня