Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева

ему опытом многих городов Западной Европы». Но и в этот раз, несмотря на одобрение идеи «крематориума» санитарной комиссией и городской думой, дело дальше не пошло. А спустя пару лет Синод и вовсе выпустил «Заметку о сжигании трупов с православной церковной точки зрения», где отмечалось, что «…самым естественным способом погребения признаётся предание трупов земле. Предание тела близкого не земле, а огню представляется по меньшей мере как своеволие, противное воле Божией, и дело кощунственное»[125].

Параллельно с критикой и исправлением санитарного состояния кладбищ в XIX веке шло понимание ценности кладбищ как архитектурных ансамблей, мест, где судьбы людей переплетались с художественными формами, создавая уникальную и своеобразную атмосферу — для каждого кладбища свою. Кладбища появлялись в путеводителях по Петербургу: например, в 1838 году было опубликовано сочинение В. Бурьянова «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и окрестностям», где в качестве точек маршрута упоминались Большеохтинские, Волковские, Смоленские кладбища, а также Лаврские некрополи. Автор говорит даже о Ямском кладбище, закрытом более полувека назад: «…гробницы, когда-то великолепные, теперь полуразвалившиеся, заросли тернием»[126]. К каждому кладбищу давался небольшой комментарий, упоминались известные надгробия, церкви. Краткие рассказы о городских некрополях есть в справочнике «Весь Петербург в кармане» (1851 года)[127], встречаются кладбища и в более поздних справочниках и путеводителях.

Вероятно, тут тоже не обошлось без европейского влияния: многие люди (преимущественно, конечно, из высших сословий), выезжающие за границу, посещали местные кладбища. Например, вот поэт В. Жуковский описывает свою поездку в Швейцарию в 1832 году: «…прекрасный вид Люцерна. У ворот остановились и осмотрели кладбище…»[128], а вот историк М. Погодин в 1839 году пишет о посещении Рима: «…пошли на кладбище, очень хорошо устроенное, для иностранцев: англичан, русских…»[129] Примеров можно привести еще десятки, если не сотни.

Сподвигло ли это петербуржцев гулять по городским кладбищам? Полагаем, что да — однако те, кто бывал за границей, не могли не сравнивать петербургские кладбища с европейскими. Далеко не всегда это сравнение оказывалось в пользу первых. Например, в дневниках уже знакомого нам историка М. Погодина можно прочесть такое описание богатейшего петербургского некрополя в Александро-Невской лавре: «Невское кладбище — это есть очевидное доказательство нашего равнодушия, беспечности, косности! <…> Тысячи петербургских жителей бывали в чужих краях. Ну я и говорю им: вы видели Campo-Santo во Флоренции, в Пизе, в Ферраре… Вы знаете верно кладбища в Гамбурге, в Любеке, во Франкфурте? Сравните же их в вашем воображении с Невским кладбищем, и, если вы не покраснеете до ушей, если вы не почувствуете стыда, самого неприятного, досадного, если вам не сделается очень неприятно, так… так вы потеряли национальное сознание. Что до меня, я ходил ныне по Невскому кладбищу с прискорбием, которое усиливалось еще мыслями о нелепых воплях модного прогресса. Вот он прогресс! Полюбуйтесь — один камень на боку, другой без углов, третий с разбитой надписью; к иным и не пройдешь из-за каких-то репейников, а к другим извольте пробираться по настланным доскам, вроде тех, которыми закрываются канавы или стоки нечистот в уездных городах. Я думал, что и по городам эти настилки уже вывелись, а они здесь еще красуются, в Северной Пальмире, на Невском кладбище. Невское кладбище — да ведь это Вестминстер новой русской истории! Ведь это место священное для всякого порядочного Русского! …я не сказал еще ни слова о безобразных заборах или стенках каменных, покачнувшихся на сторону, об отвратительных сторожках, с ушатами и ведрами перед дверями, и со всякою домашнею рухлядью, об этих дверях или воротах, чрез которые насилу пробьешься… А я скажу в заключение: так, так, это правда, — и вот доказательство нашего невежества, равнодушия, беспечности, косности»[130].

Кроме критики, М. Погодин предлагал и решение проблем: отправить профессора из Академии художеств в Европу («хоть в Любек или Гамбург»), а после «…вместе с инженером, поручить им устроение по образцу иностранных кладбищ: исправить памятники, проложить дороги, посадить деревья и цветы, построить новые решетки, ворота. Потом надобно снять план с кладбища и вывесить на воротах с алфавитными списками всех камней. Мне надо гробницу Сперанского, я ее найду в плане и пойду прямо на указанное место, не путешествуя между камнями и не подвергая опасности изломать себе ногу». Правда, как мы увидели в случае с Преображенским и Успенским кладбищами, регулярный план кладбища, прокладка дорог и высадка цветов не являются универсальным решением проблем петербургских некрополей.

В 1907 году о проблемах петербургских кладбищ заговорили с новой силой не только благодаря вышеупомянутому докладу А. Н. Оппенгейма — в свет вышла статья искусствоведа Н. Н. Врангеля «Забытые могилы». В ней освещались проблемы не санитарного, но культурного характера. Статья начиналась словами «Нигде не гибнет столько произведений искусства, как в России» и была посвящена надгробным памятникам на Лазаревском и Смоленском православном кладбищах. Критика внешнего состояния некрополей была не нова: мы уже встречали ее и относительно лаврских кладбищ (выше — у Погодина, 1863 год), и относительно закрытого в XVIII веке Ямского (в первой главе, у Полевого, 1885 год). Разумеется, критических замечаний было куда больше, чем отражено на страницах этой книги. Однако статья Врангеля впервые «…обратила внимание читающей публики на удручающее состояние кладбищ, где гибнут художественные ценности»[131] и привлекла интерес к этой теме, задев даже Академию художеств.

Несколько лет спустя, в 1910 году, городская дума решила создать «…особый капитал “для охранения могил известных деятелей на литературном и ученом поприщах” и поручила… составить их список»[132]. С 1911 года стали выделять средства на охрану могилы М. В. Ломоносова; Академия художеств заказывала фотографирование художественных надгробий на городских кладбищах, занималась изготовлением гипсовых моделей со скульптурных памятников лаврских кладбищ (возможно, это было последствием «Забытых могил») — все это было первыми шагами по сохранению уникального наследия петербургских некрополей.

С несколько иной стороны к сохранению кладбищ подошел историк В. И. Саитов. В 1912 году вышли первые тома подготовленного им «Петербургского некрополя» — масштабного исследования петербургских кладбищ, проведенного в 1907-1911 годах. В рамках исследования Саитов с помощниками обследовал больше 50 городских и пригородных кладбищ, переписав с их памятников имена, даты жизни и сохранившиеся эпитафии.

Императорская Академия художеств, 1912.

Wikimedia Commons

При отборе имен В. И. Саитов придерживался сословного принципа, поэтому в справочнике указаны данные с надгробий дворян (или их однофамильцев), представителей духовенства и богатого купечества, а