Двойной удар. Трофей для чемпионов - Ольга Дашкова

Тру лицо, убирая волосы, они реально, мне это не мерещится, сдвинули три кровати вместе, присоединив две своих к моей. Мне в руку впихивают стакан с желтой жидкостью, он теплый, еще таблетку вкладывают в другую ладонь.

– Вообще-то, это я должна вас лечить, а не вы меня.

– Мы не лечим, мы делаем так, чтобы тебе не стало хуже.

Похоже, голос разума и человека рационального мышления в этом тандеме Роман, а не Егор, его, кстати, и не слышно, он где-то сзади меня. Выпиваю все, что мне дают, просто смотрю в одну точку, боюсь поднять глаза и встретиться взглядом с Романом. Не знаю даже почему.

Но посмотреть приходится, когда он садится рядом, на нем черные боксеры и майка, он берет стакан из моих рук, убирает его, тянет меня на себя, укладывая рядом, практически себе на грудь.

– Тебе надо поспать.

– Сколько времени?

– Два ночи.

Ничего себе, это я просто практически отключилась вчера вечером в их машине? Как я вообще оказалась в комнате?

– Гор принес тебя.

– Ты мысли читаешь?

– Немного.

Поворачиваюсь в сторону, вижу Гора, он спит, откинув одну руку в сторону, а другая над его головой. Мышцы, четкие кубики пресса, дорожка темных волос уходит в пах. Он что, голый? В моей кровати, под моим одеялом?

– Почему он голый? – мысли немного прояснились, но слабость жуткая, я даже не могу поднять руку с груди Рома, а он словно специально накрывает ее своею.

– Гор всегда спит голый.

– А ты?

– И я.

– Спасибо.

– Не за что.

– Что не голый.

– Я понял, но так будет не всегда.

Даже не знаю, как теперь заснуть, но я не думаю, что Рома воспользуется моим бесчувственным телом и попытается взять. От таких мыслей сердце как-то странно начало трепыхаться в груди, а я облизала пересохшие губы, закрыла глаза.

– Расскажешь?

Поморщилась, кому хочется слышать такое? И вообще, какая девушка будет такое рассказывать парню, который ей нравится? А мне ведь нравится Ром? И Гор? Совсем ненормальная.

– Тебя обидели?

– Не надо, Ром.

– Хорошо, извини. Тебе звонил брат.

– Что? Когда? – резко поднялась, хотела пойти искать свой телефон, но Рома меня остановил.

– Давно, ты спала, успокойся.

– Черт.

– Потом перезвонит.

– Нет, ты не понимаешь, – легла обратно, Рома аккуратно прижал меня к себе, словно защищая, Егор сзади повернулся на бок, и его рука вновь упала мне на бедро. – Оттуда очень сложно звонить.

Температура начинает спадать, веки тяжелеют, становится совсем темно, но мне так спокойно, так уютно. Но я все еще всхлипываю, смотрю на кровь на своих руках и руках Тимура, Артур садится рядом, гладит меня по голове.

– Все закончилось, рыжик, все, он больше никогда не посмотрит на тебя и не тронет.

Они убили его тогда. Убили своего отца из-за меня. Не просто убили, зарезали ножами, вдвоем, как только увидели, вернувшись домой за какой-то ерундой, что отчим меня насилует. Братья могли просто оттащить его, вырубить, как-то обезвредить, но они убили.

Это все я осознала потом, после быстрого судебного разбирательства, куда даже не пригласили меня, не выслушали пострадавшую сторону. Сыновей отчима, который изнасиловал меня, и за это они его убили, приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Они были уже совершеннолетние и могли нести наказание, как взрослые.

Никто не взял в расчет, что произошло изнасилование, что они меня защищали, это все старались замять и определили случившееся как семейный конфликт. Даже мать, которая рыдала у моей кровати, лила слезы не по моей боли, а потому что убили ее мужа, с которым она жила хорошо.

В пятнадцать лет я стала взрослой. Никто так и не узнал, что со мной произошло, ходили только слухи, хотя я кричала об этом следователю в лицо, готовая защитить братьев. Они все словно оглохли и ослепли, ничего не хотели слушать. Никто не хотел зафиксировать очевидное и тем самым запятнать, как выразился следователь, мундир подполковника полиции.

Я не знаю, что будет завтра, когда я проснусь, и я не знаю, как относиться к тому, что мне так хорошо и спокойно рядом с этими двумя драчунами и выпендрежниками. Может, потому что они мне напоминают братьев?

Я была с ними той ночью, и я должна узнать, почему они так со мной поступили тогда? Воспользовались, оставив денег. Они думали, что я все прощу?

Нет, теперь я буду вести себя иначе. Я больше не жертва.

Глава 20

Кто-то этой ночью дал себе много обещаний. Не иначе как это было сделано в бреду, и новый день, точнее, то, что я почувствовала, было… было необычным.

Я и раньше просыпалась не одна, до пятнадцати лет, чудесное время было, когда мы ночевали в палатках, уходя в поход с братьями и их друзьями. Но сейчас я взрослая, мне почти двадцать лет, и я проснулась не с Артуром и Тимуром, которые всегда закутывали меня в три одеяла, боясь, что замерзну.

Нет, я проснулась от поцелуев.

Кто-то еще хотел быть сильной и вести себя иначе. Но в чем заключалось это «иначе», я так и не понимала, как и того, что происходило между нами тремя.

Я так хотела испытать это снова, то чувство полета, невесомости, удовольствия, которое накрывает твое тело, поглощает, разрывая на части от счастья, а не от боли. Не от той боли, которая меня преследует несколько лет, когда против твоей воли проникают в тело. Не от того страха, когда ты не можешь закрыть глаза, а если это делаешь, то падаешь в бездну ужаса.

Я хотела вновь почувствовать то, что было той ночью чуть больше трех недель назад. Каково это – плакать от счастья и наслаждения.

– Не открывай глаза, не надо. Доверься, расслабься, – голос Рома, его горячие ладони, губы на моей шее.

Я знаю, уже утро, но меня окутывает мрак, я чувствую лишь касания, теплое дыхание. Откуда Ром знает, что если я открою глаза, то все исчезнет? Нет, я не хочу, сейчас не хочу. Их двое, я знаю, Гор за спиной, он молчит, но тяжело дышит, его член упирается мне в ягодицы, я поднимаю руки, Ром снимает с меня футболку.

Егор убирает в сторону спутанные волосы, целует шею, парни шумно выдыхают, хочу улыбнуться, представляю, какие они нетерпеливые. Ложусь на спину, вытягивая руки над головой, тянусь, обе груди сразу накрывают губами. Егор жадно, прикусывая, засасывает сосок, потом лижет его.

Рома, наоборот, медленно, словно пробуя меня