Генерал Пядусов - Юрий Борисович Рипенко

береговой артиллерии, позаботиться о том, чтобы для таких средств огневого поражения были соответствующие цели. Следует отметить, что «творцом огневого поражения противника корабельной и береговой артиллерией КБФ был И. И. Грен (начальник артиллерии морской обороны Ленинграда, затем начальник артиллерии Балтийского флота. – Авт.), который своей активной деятельностью внес значительный вклад в организацию и обеспечение обороны Ленинграда от наступавших войск и в защиту города в период его блокады. Он творчески решал вопросы по организации взаимодействия морской артиллерии с сухопутными частями. Для этого в армейские штабы в качестве офицеров связи были направлены морские артиллеристы, а в боевых порядках войск организованы наблюдательные пункты. Как правило, каждый корабль и батарея морской артиллерии организовывали два наблюдательных пункта: основной – на переднем крае и запасный – в глубине обороны»[122]. Такие наблюдательные пункты были и в полосе обороны 23-й армии. Заметим, что «корабли Балтийского флота и береговая артиллерия Кронштадта начали вести огонь по наступающим финским войскам раньше, чем по немцам»[123].

1 сентября Маннергейм принял решение продвигаться вперед через границу так далеко, как это окажется выгодным для занятия позиций для наступления на Ленинград, его блокады. «Старая государственная граница на перешейке достигнута… – говорилось в приказе, – нам надо вести борьбу до конца…»[124]. В течение нескольких дней финны пытались штурмовать старую государственную границу, они форсировали реку Сестру, им удалось взять Старый Белоостров и ряд населенных пунктов за рекой Сестрой, выйти на ближние подступы к Сестрорецку. 4 сентября они захватили один из передовых дотов Карельского укрепрайона[125].

4 сентября финскую ставку посетил генерал Йодль, который по поручению Гитлера вручил Маннергейму Железные кресты всех трех степеней, дабы отметить успехи финских вооруженных сил в лице их главнокомандующего. Безусловно, основной целью приезда Йодля было убедить Маннергейма продолжать наступление на Ленинград. «Чтобы наши отношения с немцами, – пишет Маннергейм, – не стали еще более напряженными и чтобы достичь, по возможности, положительного решения на проходивших в этот момент переговорах о поставке из Германии в Финляндию 15 000 тонн зерна, я, вопреки своему желанию, согласился продумать вопрос о наступлении…»[126]. На самом деле, Маннергейм по-лакейски уведомил высокого немецкого гостя, что части 6-го корпуса Карельской армии под командованием генерал-майора Талвела двинулись в обход Ладожского озера через реку Свирь, чтобы замкнуть внешнее кольцо блокады и тем самым полностью отрезать Ленинград от страны. Отметим, что командир 30-го пехотного полка 7-й пехотной дивизии в день перехода старой границы отдал приказ, в котором говорилось:

«С торжественным настроением мы переходим государственную границу. Ступая на старую финскую территорию Страны Калевалы, которая была нам недоступна долгие столетия, мы в сражениях несём нашему народу, всем его последующим поколениям светлое будущее. На нашу долю легло исполнить великое пожелание финского народа. На это решились самые отважные…

Нанесем же последний сильный удар во имя устойчивого мира для всего нашего народа и во имя счастливого будущего родственных финнам народов на древней карельской земле!»[127].

Не меньшим пафосом отличается и запись, продиктованная генералом Талвела своему секретарю в эти же дни 1941 года: «Я прибыл на Свирь и почувствовал могучее её течение. По ней спокойно пройдёт теперь новая граница Финляндии, о которой я грезил во сне»[128].

«Неплохо бы помнить, – пишет М. И. Фролов, – о награждении Гитлером Маннергейма тем, кто устраивает выставку документов о его жизни, отдает приказ о салюте из пушек Петропавловской крепости в честь его 140-летнего юбилея, призывает к организации музея Маннергейма и т. п.»[129]. Уважаемый Михаил Иванович Фролов не зря высказывал опасения. Так, 16 июня 2016 года в Санкт-Петербурге открыли памятную доску Маннергейму на здании Военного инженерно-технического университета. В этом здании до революции располагались казармы и манеж Кавалергардского полка, где с 1891 по 1903 год служил барон Маннергейм. Идея установки мемориала принадлежала Российскому военно-историческому обществу (?).

«Никто не собирается обелять действия Маннергейма после 1918 года, но до 1918-го он служил России, – сказал во время церемонии открытия памятной доски глава администрации президента С. Иванов. – Все, что произошло, – еще одно доказательство, как резко изменила жизнь многих людей Октябрьская революция. Но нельзя забывать ту достойную службу генерала Маннергейма, которую он проходил в интересах России»[130]. А министр культуры В. Мединский заметил, что «памятная доска – это попытка преодолеть раскол, который есть в российском обществе в связи с событиями 1917 года»[131]. Отметим, что написал В. Мединский в своей известной книге «Война. Мифы СССР. 1939–1945»: «1 августа (1 сентября. – Авт.) 1941 года финны вышли на старую советско-финскую границу около Ленинграда, тем самым замкнув полукольцо блокады города с севера. Блокада Ленинграда и голодная смерть почти миллиона жителей города стала возможна потому, что финны замкнули свою половинку кольца.

Это не было случайностью. Маннергейм не скрывал, что от отношений с немцами зависело существование Финляндии как независимого государства. Дружил с Третьим рейхом не за страх, а за совесть.

Американский историк К. Лундин пишет, что в 1940—41 годах “для политических и военных лидеров Финляндии было самым сложным делом прикрыть свое приготовление к войне-реваншу и, как мы убедимся, к завоевательной войне”.

430 тысяч финнов вынуждены были переселяться. Мое искреннее сострадание. А в блокадном Ленинграде умерло с голоду около миллиона наших соотечественников. В том числе потому, что Финляндия активно помогала нацистам.

И не будем больше о белой и пушистой Финляндии. Хорошо?»[132].

Давайте не будем! Но почему так поменялись убеждения у В. Мединского?

В свою очередь, генеральный директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский считает, что Маннергейм в большей степени достоин увековечения его памяти в Санкт-Петербурге, чем многие другие личности. Об этом он сказал в беседе с корреспондентом ТАСС на ПМЭФ-2016.

«Мы на этот вопрос уже давно дали ответ. Мы делали большую выставку о Маннергейме как об офицере русского Генерального штаба, офицере русской гвардии (в 2005 году в Эрмитаже проходила выставка «Маннергейм. Российский офицер. Маршал Финляндии». – Авт.). Он очень многое сделал, в частности был выдающимся русским разведчиком, путешественником и все остальное. Поэтому, независимо от всего прочего, первая часть его биографии – наша, петербургская»[133],– сказал Пиотровский.

На наш взгляд, не очень убедительны выбранные способы преодоления раскола в российском обществе в связи с событиями 1917 года. Заслуги Маннергейма перед Россией до 17-го года напрочь «обнуляются» его заслугами перед Гитлером в 1941 году. Как бы наши высокопоставленные чиновники ни оценивали деятельность Маннергейма в российском периоде его жизни, открытие памятной доски ему – это на самом