Россия и Запад: война миров - Орехов Дмитрий

головного мозга образуют своего рода клеточные ансамбли, и любое возбуждение какой-то части ансамбля активирует всю структуру. Это можно сравнить со спичкой, поднесённой к пороховому погребу: с какой стороны ни зайди, на воздух взлетает всё. А сила ассоциаций огромна — фактически эти связи дают нам маховое колесо, которое направляет наше мышление, определяет наши слова и поступки.

«Когда я сужу футбольный матч с участием русских, мне трудно отделаться от того, что мы о них знаем», — признался задолго до кризиса на Украине один европейский футбольный судья. Контроль над его поведением был задан заранее с помощью негативных ассоциаций.

Что это за ассоциации? Да всё те же: отсталость, варвары, Иван Грозный, медведи, водка, крепостное право, суд истории, Сталин, ГУЛАГ, тюрьма народов…

Запад никогда не интересовался настоящей Россией, никогда не смотрел на нас сочувственно и со вниманием. «Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна», — писал Пушкин. «Мы учились и приучали себя любить французов и немцев и всех, как будто те были нашими братьями, и несмотря на то, что те никогда не любили нас, да и решили нас не любить никогда», — продолжал ту же мысль Достоевский.

Сейчас мысль западного обывателя летит по веками создававшемуся руслу ассоциаций, и в воспалённом эмоциями сознании европейца возникает чёткая программа действий: отомстить, наказать, заткнуть рот, порвать в клочья, задавить, танки, танки, танки…

Обратим внимание на эмоциональный накал ассоциаций, он не случаен. Каждый элемент смысловых структур в нашем мозгу эмоционально заряжен, но быстрее всего вступают в ассоциативную связь элементы, которые возбуждены сильнее. Именно негативные эмоции являются тем цементом, который скрепляет в западном сознании комплекс представлений о России. Ассоциации западного человека в данном случае всегда негативны, предвзяты, практичны.

А что же у нас? Удивительно, но мы по-прежнему представляем Запад иначе: наши ассоциации позитивны, спокойны, необязательны. И это наша сознательная установка! На недавней встрече с ветеранами Великой Отечественной войны и блокадниками президент России отметил, что во Второй мировой против нашего народа совершали преступления представители очень многих европейских стран, но мы «никогда раньше в силу определённой толерантности об этом не говорили». То же самое, напомнил Путин, было и во времена Наполеона — с нами тогда воевала вся континентальная Европа, но мы предпочитали говорить только о французской армии.

Ассоциативные связи усиливаются в результате повторений и эмоциональной накрутки, но в отношениях с Западом мы своими козырными картами не пользовались — проявляли благородство, прощали.

Какие ассоциации всегда вызывала у нас Англия? Джентльмены, готические замки, газоны, Бейкер-стрит, парламент, Биг-Бен, королева-старушка?

А надо бы: пиратство, разбой, огораживания, Генрих Кровавый, палач Кромвель, дети на виселицах, работные дома, работорговля, концлагеря, дипломатия кинжала и яда, мировой Карфаген, военные преступления, протофашизм, голод в Бенгалии, геноцид, колониальное иго.

Франция — мушкетёры, шампанское, Лувр, галантность, «свобода, равенство, братство», лягушачьи лапки?

А надо бы: гильотины, якобинский террор, погром православных храмов, империализм, зверства в Индокитае, массовые убийства в Алжире, расизм.

Голландия — парусные корабли, плотины, мельницы, коньки, тюльпаны?

А надо бы: геноцид на островах пряностей, тактика выжженной земли, колониальная эксплуатация, эсэсовские дивизии.

Бельгия — пиво, шоколад, брюссельская капуста?

А надо бы: Конго, король Леопольд, отрубленные руки…

На сегодняшний день великодушная и сдержанная русская культура проигрывает в силе ассоциаций безжалостной западной. Всё это время они сочиняли нам преступления, а мы с симпатией всматривались в их жизнь, стараясь подмечать в ней только хорошее. Отсюда решимость с нами покончить у них и вялое переминание с ноги на ногу (а может, договоримся?) у нас. Маховое колесо ассоциаций на Западе раскручено так, что скоро слетит с оси, а наше еле вращается. Сейчас мы расплачиваемся за этот подход, в том числе теми, кто перешёл на сторону Запада в этой войне, и теми, кто уехал, и теми, кто встал на позиции демонстративного и лживого пацифизма.

И это сигнал тем, кто стоит у руля образования, СМИ и культуры. Хватит уже играть в поддавки на культурном поле. Хватит толерантности. Пора говорить о преступлениях врага в полный голос, пора сделать неприятие колониального Запада и атлантизма нашей главной исторической ценностью, такой же, как неприятие «варварской России» и Русского мира у них. Образно говоря, если девку всё равно замуж не берём, зачем ей прыщи замазывать?[9]

Чья воля движет мировую историю

Решение Путина провести ядерные учения в ответ на угрозы и провокации западных политиков вызвало новую волну заявлений о «плохом парне». Подобная риторика давно востребована в лагере атлантистов. Проклиная очередного «плохого парня», Байден и ему подобные рассчитывают поднять свой рейтинг и заработать очки у избирателей — таков их уровень политической культуры. Куда большее удивление вызывают глубокомысленные учёные эксперты, на голубом глазу объясняющие проблемы Запада, Европы и Украины «ничем не оправданными» и «странными» решениями российского президента. Таких учёных на Западе очень много; немало их и среди наших бывших соотечественников — вспомним хотя бы вдохновителя российской пятой колонны профессора-иноагента Александра Эткинда, который искренне верит, что к войне на Украине привели какие-то особенности психологии Путина. По-видимому, мы имеем дело с системной ошибкой, с ошибкой мышления, которая прочно утвердилась в западном экспертном сообществе. Может ли воля одного человека считаться ключевой в исторических событиях?

Да, мы привыкли к разговорам о коварстве Ришелье, упрямстве Лютера, жестокости Кромвеля, буйстве Петра; мы любим смотреть на исторические события через призму личных биографий правителей, тем более что некоторые известные авторы (Карамзин, Карлейль) также отдали дань этому подходу. Однако ещё Лев Толстой смеялся над теми, кто полагал, что нашествие двунадесяти языков на Россию произошло из-за решения Наполеона. Толстой был уверен, что «воинственное движение масс европейских народов с запада на восток» не могло иметь под собой такую ничтожную причину, как воля одного человека; он сравнивал Наполеона с актёром, которому распорядитель действа велел наложить сурьму и румяна и играть роль властителя судеб. Это рассуждение классика нетрудно продолжить. Насколько велико, например, значение личности Лютера в расколе Западной церкви? Да, Лютер молодым монахом отправился в Рим и столкнулся там с развращённостью католического клира, что подготовило его бунт. Но можно ли объяснить Реформацию только свойствами характера и особенностями биографии бунтаря Лютера? Разве растущее влияние немецкого государства не вошло в фатальное столкновение с надгосударственной властью Римской церкви? Разве роль Лютера не мог сыграть кто-то ещё?..

А как насчёт Индии и Махатмы Ганди? Да, роль «отца индийской нации» значительна и совершенно бесспорна, но неужели Индия не освободилась бы от