История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

Китаем. При этом кочевой образ жизни обеспечивал им необходимую мобильность для перемещений на большие расстояния. В то же время имеющийся у них уровень политической организации, достигнутый в противостоянии такому серьёзному противнику, как Китай, несомненно, обеспечивал преимущество перед другими кочевыми племенами. С ними им приходилось сталкиваться в процессе миграции на обширных степных пространствах Евразии.

Таким образом, на смену продолжавшемуся тысячелетия неизменному расположению населения в центральной степной Евразии приходит энергичное движение кочевых племён по направлению из Монголии на запад. В результате фактически формируется постоянный вектор движения кочевых племён в западном направлении, что приводит к масштабным переменам. Хорошо организованные племена вследствие политических событий периодически покидали степи на границе с Китаем. В итоге они создали принципиально иную этническую историю и кардинально изменили на огромных пространствах языковую среду. Сначала хунны вытеснили на запад ираноязычных юэчжей, затем различные тюркоязычные племена вообще заменили собой иранских кочевников на всех просторах степной Евразии.

Хотелось бы ещё раз отметить, что в основу этого процесса легли конфуцианско-легистские реформы в Китае. В свою очередь, они были реакцией на слабость китайского общества в эпоху Чжоу, его неспособность противостоять внешнему воздействию, что напрямую угрожало китайской идентичности. Произошедшее в результате указанных реформ усиление китайской государственности привело к формированию имперской кочевой государственности к северу от границ Китая. А возросший в новых условиях масштаб военных столкновений между Китаем и кочевыми государствами привёл в действие механизм, который стал выталкивать всё новых и новых кочевников после их поражений в конкурентной борьбе на степные просторы Евразии. Первыми, но далеко не последними из них были юэчжи.

Хунны на долгие годы стали серьёзным противником империи Хань. Длительная борьба между ними требовала напряжения сил обеих сторон. При этом военные действия сменялись периодами мира, которые сопровождались соответствующими договорами, предусматривающими выплаты хуннам замаскированной дани в виде подарков. Это было прямым следствием эффективности политики военного давления со стороны хуннов. При этом все выплаты со стороны Китая оказывались в распоряжении политической элиты собственно хуннских племён, что способствовало усилению их власти среди всех прочих племён от Маньчжурии до Алтая. Последние оказывались на периферии хуннского государства, сохраняя свою собственную племенную организацию и идентичность. В то же время для обеспечения их лояльности хуннские лидеры обязаны были поддерживать необходимый уровень удовлетворения их потребностей в китайских продуктах земледелия и ремёсел. А это было одним из стимулов, вынуждавших хуннов к периодическому ведению войны с Китаем с целью поддержания практики выплаты подарков или открытия рынков для торговли.

Впервые в истории противостояния Китая и кочевых племён власть хуннов стала распространяться практически на все степи к северу от Китая. При этом ядром владений хуннов была территория Монголии, за пустыней Гоби. Во многом это было обусловлено мощью противостоящего им Китая, который после краткого периода хаоса после падения империи Цинь был вновь объединён империей Хань. Однако и Хань также впервые в истории Китая вынуждена была воевать с объединёнными силами всех северных кочевников. Именно во время длительных войн хуннов и Хань и сформировались главные принципы взаимодействия между Китаем и северными кочевниками, которые с небольшими изменениями просуществовали вплоть до конца эпохи крупных кочевых государств. Практически во всех случаях территория Монголии имела стратегически важное значение для противостояния Китая и соседних с ним кочевых государств.

Хотя были и исключения из данного правила. Обычно это происходило тогда, когда в Китае периодически начинался период политической нестабильности. Тогда кочевые государства переносили свою деятельность либо внутрь Китая — так было при его завоеваниях, либо передислоцировались ближе к его территории, занимая степные пространства между пустыней Гоби с севера и Великой Китайской стеной с юга. В результате территория Монголии теряла прежнее значение для кочевых государств. Однако Китай с его опытом организации и системой управления обществом всегда был способен адаптировать под свои требования любых внешних завоевателей. После восстановления его мощи прежняя система отношений со Степью сразу же восстанавливалась. Это снова приводило к возрастанию стратегического значения Монголии для новых кочевых объединений, которые сменяли друг друга. Но в любом случае существовал определённый цикл во взаимоотношениях Китая и кочевых государств, который напрямую сказывался на значении Монголии.

В то же время кочевое государство вроде того, что было создано хуннами, не было слишком устойчивым. Главным принципом его организации была иерархия племён при доминирующей роли какого-то одного племени или группы племён, остальные занимали на иерархической лестнице подчинённое положение. При этом самоуправляющиеся племена являлись в таком государстве основными структурными единицами. Здесь важно отметить, что любое расширение кочевого государства происходило без нарушения организационной структуры тех кочевых племён, которые входили в его состав. Они признавали власть сильного, в данном случае власть доминирующего племени или группы племён и обязаны были выставлять по первому требованию ополчение. Тем не менее они сохраняли свою организационную целостность, что позволяло им сравнительно безболезненно переходить из одной кочевой государственной системы в другую, без потери идентичности и принципов организации.

В основе политической организации кочевого государства лежала его военная организация, которая опиралась на ополчение племён. Все кочевники являлись воинами, и это позволяло поддерживать высокий уровень боеготовности при минимальных издержках на содержание армии. Это также позволяло обходиться без разветвлённого государственного и чиновного аппарата. Но были и серьёзные издержки такой системы для любого кочевого государственного объединения.

Во-первых, существовала зависимость от особенностей хозяйственной деятельности кочевого хозяйства. Например, цикличность ведения боевых действий в зависимости от времени года. Во-вторых, сам принцип организации войска того или иного государства из племенных ополчений делал его зависимым от лояльности племён. Следовательно, и организационная целостность государства напрямую зависела от его способности контролировать племена и обеспечивать их политическую лояльность.

Фактически любое кочевое государство строилось по принципу мозаики. Присоединение к нему какого-либо племени означало установление той или иной степени зависимости от доминирующего в данном государстве рода или племени. Это увеличивало число структурных единиц, признававших власть данного государства, вернее, того племени или группы родственных ему племён, которые находились в центре его политической системы. Все остальные находились в разной степени удалённости от данного центра. Можно привести в качестве примера ситуацию в Уйгурском каганате, который доминировал в степях Монголии в VIII–IX вв. н.э. «Следуя старой тюркской традиции, уйгуры, сами представлявшие собой кочевое объединение, поставили в вассально-данническую зависимость ряд других (карлуков, теленгутов, татар, киданей, кыргызов и других). Социально-политическая организация последних практически не была существенно изменена. По сведениям китайских источников, уйгуры посылали специальных чиновников к своим кочевым вассалам, чтобы следить за поступлением ежегодной дани. Но часть подчинённых племён (например, басмылы и восточные карлуки) считалась