Непрофессиональная Россия: книга о профессиональных непрофессионалах - Руслан Александрович Линьков

менее не смогло остановить нарастающее отставание СССР в сфере вооружения от индустриально развитых стран. Большую роль в данном процессе сыграло и то, что Советский Союз был не в состоянии самостоятельно создать современную технологическую базу не только для гражданской промышленности, но и для ВПК. В дальнейшем введенные КОКОМ (международным комитетом по контролю за экспортом, в который входили страны НАТО, Япония и Австралия) ограничения на поставку современных технологий окончательно предопределили технологическое и, соответственно, военное отставание СССР. Так замкнулся порочный круг геополитической паранойи. Последнее перед перестройкой десятилетие советской внешней и внутренней политики характеризуют все большее стратегическое отставание СССР в сфере вооружения и технического оснащения ВС от стран НАТО и одновременно усиливающаяся военно-технологическая экспансия в третий мир. Прямое следствие геополитической экспансии — это превосходящие долги СССР невозвращенные советские кредиты, предоставленные странам третьего мира.

Очевидно, что все текущие проблемы оснащения российских ВС — прямое наследие проблем советского ВПК. Уже для СССР к началу перестройки крайне остро стояла проблема обновления устаревшего вооружения. Так, согласно оценкам западных экспертов, в 80-е годы СССР отставал от США по 17 видам вооружения, лидировал же только по пяти (среди них ядерные боеголовки, танки и тяжелое вооружение, химическое и бактериологическое оружие)[54]. Вот данные из публикации зам. начальника Генштаба СССР А. Данилевича «Что мы имели к концу 80-х годов? У нас было 12 тысяч стратегических ядерных боеприпасов, примерно такое же количество боеприпасов было и у американцев. А вот что касается обычных вооружений, у нас был существенный перевес. В 1991 году имелось 63,9 тыс. танков (не считая танков у союзников), 66,9 тыс. артиллерийских орудий, 76,5 тыс. БМП и БТР, 12,2 тыс. самолетов и вертолетов, 437 больших боевых кораблей. У нас танков было в 6 раз больше, чем у НАТО»[55]. Благодаря такому развитию вооружения обнаружилось, что именно те виды оружия, в которых преуспел Советский Союз, в современной войне ограничены к применению или даже находятся под запретом. Так, состояние систем управления в советских ВС иллюстрирует история полковника С. Петрова. В 2006 году США наградили его за то, что в 1983 году он спас мир от ядерной войны, проигнорировав сигнал на системе слежения о запуске с американской территории пяти ракет с десятью ядерными боеголовками каждая. Сигнал оказался сбоем системы[56].

Сегодня уничтожение запрещенного и ненужного вооружения стало гигантской проблемой для постсоветской России. Большинство из 1,2 миллиона российских солдат и офицеров и около миллиона обслуживающего ВС персонала охраняет запасы устаревшего и ненужного оборудования, фактически утильсырья, которое принципиально непригодно ни для военных действий, ни для обучения личного состава ВС, ни для их технического обслуживания. Но зато это «закритическое» для современных ВС утильсырье, по утверждению главного оружейника России генерала А. Московского, крайне опасно для населения России и самих ВС, так как оно: создает высокую экологическую и радиационную опасность; регулярно взрывается как на складах, так и за их пределами; будучи незаконно проданным, прекрасно работает в твердых руках криминала. Даже экономическая помощь США в решении проблемы утилизации запасов вооружения привела к грандиозному международному скандалу с бывшим главой Минатома Евгением Адамовым. «Общий объем ущерба, причиненного действиями Евгения Адамова и других фигурантов этого дела, по версии Генпрокуратуры РФ, составляет почти 160 млн долларов»[57].

Для советского государства оказались трагичны результаты военной истерии. Понятно, что именно они привели к падению советского режима и распаду СССР. Советский Союз, в котором стратегии развития определяла профессионально некомпетентная партократия, не смог разработать свой собственный экономико-технологический вектор развития и наивно пытался бежать — все более безуспешно — за все более опережавшими его технологическими лидерами. (Перед перестройкой главный советский экономический лозунг, который висел повсюду, был «Догоним и перегоним США». Достаточно забавно, что на оборотной стороне гигантского плаката с этим лозунгом на трассе из Ленинграда в Финляндию было написано «Не уверен, не обгоняй!»). Сохранение гигантских ВС, гонка вооружения, техническая и военная помощь (как правило, в долг) так называемым союзникам (в том числе таким агрессорам, как Сирия и Ирак) вели к тому, что и технологическое, и экономическое отставание страны все более нарастало. Это отставание усугубляла и советская стратегия развития и использования технологий двойного назначения, принципиально отличавшаяся от той, которую использовали страны НАТО. В государствах — участниках Северо-Атлантического блока ВПК как сугубо государственная структура был минимизирован, поскольку для производства вооружения использовались главным образом научно-технологические возможности и достижения ведущих коммерческих фирм, в которых государство размещало (и размещает) военные заказы. Военные заказы были и остаются там фактором научно-технологического и экономического развития не только для различных фирм, но и для самих стран. В конечном итоге гонка вооружений для США стала одним из базисов научно-технологического и экономического прогресса, а для СССР — основой научно-технологического регресса, а соответственно, и экономического упадка. В Советском Союзе системная передача современных технологий из военной науки и промышленности в гражданскую была невозможна в принципе. Это даже в постсталинское время противоречило требованиям секретности (руководство Советского Союза по застарелой привычке видело потенциальных шпионов во всех своих работающих вне ВПК ученых и инженерах), и было невозможно из-за глобального технологического отставания гражданской промышленности. Вследствие этого технологический фундамент гражданской науки и промышленности был — за немногим исключением — устаревшим, а для ВПК в больших количествах закупалось экспортное оборудование третьей свежести. Парадоксальным результатом развития советского ВПК стала и все большая зависимость его технического уровня не только от советского технологического пространства, но и от введенных КОКОМом ограничений. Неизбежным было все большее отставание технического уровня советского вооружения. Частью советского мобилизационного развития являлись и производство в мирное время многими предприятиями ВПК продукции для гражданских нужд, и рассмотрение сугубо гражданских производств как резерва мобилизационного развития. Это отнюдь не означало ни реальной конверсии, ни эффективности концепции мобилизации. Во-первых, большинству гражданских предприятий были недоступны не только технологии ВПК, но и необходимые для их реализации качественные технологические ресурсы — оборудование, детали и материалы и даже кадры. Они и финансировались, и снабжались по остаточному принципу. Во-вторых, предприятиям ВПК никогда не ставилась задача создавать массовое высокорентабельное производство высококачественной гражданской продукции. Их гражданская продукция была или исходно спроектирована как военная техника (например, трактор «Кировец»), что предопределяло ее весьма условную пригодность для гражданских целей; или предназначена на экспорт для многочисленных союзников СССР из слаборазвитых стран; или производилась из непригодных для военной техники, т. е. отбракованных комплектующих (опять же по остаточному от ВПК принципу). При этом львиная доля экспорта и военной, и гражданской продукции шла в долг. Маскировалось фактическое отсутствие конверсии приписыванием к ВПК производства гражданской продукции сугубо гражданскими предприятиями, которые были частью планов всеобщей