Непрофессиональная Россия: книга о профессиональных непрофессионалах - Руслан Александрович Линьков

мобилизации в случае войны. Уже в 1965 году, согласно конфиденциальному докладу А. Агангебяна, на ВПК работало 30–40 % трудоспособного населения СССР[58]. Крайне усиливал эту мобилизационную направленность развития советской экономики созданный советским ГРУ миф о мобилизационных планах США[59]. Доминирование мобилизационного развития Советского Союза в ущерб инновационному во многом определило фатальное отставание России в сфере технологического развития — как в стране в целом, так и в сфере вооружения и технического оснащения ВС.

Плодом развития советской идеологической и геополитической паранойи, многократно усиливавшей негативные последствия для российской экономики принципиально неэффективной административно-командной системы управления, стал так называемый застой, т. е. все большее научнотехнологическое отставание СССР от индустриально развитых стран. Он, в свою очередь, прямо вел к следующему:

• уровень жизни большинства граждан страны (в том числе советского среднего класса) все более негативно отличался от норм потребления индустриально развитых стран, т. е. становился все ниже черты бедности в этих странах;

• постоянный рост числа представителей советской элиты и среднего класса означал и увеличение их потребительских претензий, которые все более опережали возможности их удовлетворения;

• все более росло недовольство населения, особенно элиты и среднего класса.

После ряда безуспешных попыток исправить экономику на перестройку решилась именно советская элита. Потом последовало ослабление стягивавших державу политико-идеологических обручей и распад страны в результате реализации властных амбиций национальных элит.

Для России последствия советской геополитической паранойи оказались трагичны:

• мы получили в наследство огромную отсталую в научно-технологическом отношении страну с мифом ее великих достижений и гигантской нагрузкой бесполезных и даже прямо опасных для нее ВПК и ВС;

• она вынуждена оплачивать долги СССР и те свои долги, которые взяла у стран золотого миллиарда во многом в надежде получить деньги от друзей по третьему миру. Хотя внешние долговые активы России превосходили все ее внешние долги, они оказались практически неликвидными. Россия отчасти добровольно, отчасти в результате разного рода договоренностей реструктурировала долговые обязательства стран третьего мира перед СССР, фактически простила их большую часть. Так, в последние годы были почти полностью списаны долги Монголии — более 11 млрд долларов, Сирии и Ирака — примерно по 10 млрд долларов, Алжира — более 4 млрд долларов. А самый крупный должник России, Куба (около 20 млрд долларов) упорно не желает платить. По мнению ее руководства, долг России должен быть списан из-за разрушительных последствий, которые имели для страны распад Советского Союза в 1991 году и прекращение советской помощи. Как сказал в одном из своих выступлений президент РФ В. Путин, «мы не самая богатая страна в мире, но, несомненно, самая расточительная»[60].

Подведем некоторые итоги советского наследия для национальной военно-политической стратегии. Вопреки всем мифам патриотизма, развитие ВС как системной деятельности хорошо вооруженных и высоко управляемых современных профессионалов было принципиально невозможно ни для дореволюционной России, ни для Советского Союза и по-прежнему нереально для постсоветской России. Главной национальной военной идеей был и остается расчет на перевес в военной силе — «не умением, но числом». Идея героизма как главной военной мощи стала прикрытием двух основных национальных военно-стратегических принципов: человеческие потери никто не берет в расчет («мы за ценой не постоим»); вооруженными силами может командовать кто угодно — от дяди царя до вчерашнего чекиста-сурдопереводчика. Известно, что человеческие и военные потери СССР в Великой Отечественной войне обеспечивались пренебрежением к человеческой жизни и непрофессионализмом тех, кто принимал решения. Самую большую роль в этой «людоедской» стратегии ведения военных действий и отношения к тем, кто воевал, сыграл маниакальный советский вождь, единственной профессией которого до прихода к власти была экспроприация, а главным достижением во власти — репрессии. Он задавал этот стиль благодаря своему тоталитарному руководству Государственным комитетом обороны и Ставкой верховного командования.

Усугубляла последствия паранойи политической власти национальная традиция произвола и бесконтрольности военачальников при минимизации конкретных и определенных требований к их профессионализму. Она прямо вела (и ведет сегодня) к произволу и отсутствию порядка в ВС. Технологическое отставание страны при огромных размерах ВС неизбежно предопределяло и их техническое отставание. Это отставание увеличивал (и увеличивает сейчас) экспорт вооружений и техники сомнительным союзникам и партнерам в долг.

Владевшая столько столетий умами армейской и политической элиты нашей страны идея военного превосходства была выражением не только и не столько политической реальности, сколько, прежде всего и главным образом, глобальных притязаний тоталитарной высшей власти. При этом за военно-политический глобализм своей жизнью и благополучием платили не военные и гражданские руководители страны, а рядовые граждане.

Вывод из рассмотрения послевоенной военно-политической стратегии СССР таков: советскому верховному командованию геополитическая паранойя и военная истерия заменяли серьезную военную стратегию. Именно на этом стратегическом фундаменте формировался военный профессионализм современного российского генералитета — вчерашних советских офицеров. Национальная безопасность в их понимании зиждется на двух крайне слабо связанных с политической реальностью идеях: НАТО по-прежнему угрожает России; сокращение ВС угрожает национальной безопасности. Руководство ВС для обоснования своих главных претензий — сохранения гигантского размера и увеличения бюджета ВС и ВПК, секретности и бесконтрольности их деятельности — приводит как основные доводы, по сути дела, те же советские политические декларации.

А потому необходимо рассмотреть три главные проблемы: что представляет собой реформа ВС в исполнении руководства ВС и ОПК; что сегодня несут России ее вооруженные силы; кому нужна реформа ВС.

Реформа ВС по-генеральски

Понадобилось почти пятнадцать лет после распада СССР, чтобы наконец была осознана необходимость стратегической реформы Вооруженных сил России. До этого принимались и не выполнялись разные отдельные решения. Политики-патриоты вместе с народом в основном гордились достижениями советской армии. Не случайно для большинства россиян до сих пор главный предмет национальной гордости — героическая победа в Великой Отечественной войне[61]. А элитарные демократы упорно требовали и требуют создания профессиональной армии, не слишком задумываясь над тем, что следует делать для этого здесь и сейчас, а не вообще и где-то. Самые лучшие патриотические и демократические идеи никак не могут заменить реальное решение главных стратегических проблем российских ВС. Сегодня руководство ВС заявило, что у него есть обоснованная концепция реформы и оно готово ее наконец реализовать. Посему реальность военной реформы через идеи и планы высшего политического руководства и генералитета ВС подлежит скрупулезному анализу.

1. Проблема российской военной доктрины

Если из военной доктрины, подписанной в апреле 2000 года исполняющим обязанности президента В. Путиным (и не пересмотренной до сих пор), убрать ничего не значащие общие фразы, например о демократизации и гласности, то обнаружится следующее:

Современным Кремлем воспроизводится такой принцип формирования военных угроз, что их можно использовать как основания для любых действий вооруженных сил.