На войне как на войне - Вера Кузьминична Васильева

– Ну хватит! Полежал и вставай! – сказал я, пытаясь подняться и толкая локтем солдата.

Но солдат не шевелился и не отвечал. Он уже не дышал.

Все были подавлены и оглушены этим обстрелом. Одним залпом в роте выбило сразу шесть человек. Шесть солдат‐москвичей было убито, и ни одного раненого!

На лесной дороге со стороны нашего тыла показались два солдата. Они бежали, разматывая провод и оглядываясь по сторонам. Отдышавшись, они забили в мерзлую землю металлический штырь, подсоединили к ящику телефона протянутый провод и молча сунули мне в руку телефонную трубку. В ней уже ревел голос комбата:

– Ты почему не в «Морозово»? Мы расходуем реактивные снаряды! А он сидит на опушке леса и не чешется!

Видно, связисты запоздали с прокладкой провода. Они должны были размотать его до начала обстрела. А комбат делал вид, что во всем виноват только я. Он кричал в трубку, что я срываю наступление. А я терпеливо слушал и не перебивал его. «Не стоит, – подумал я, – останавливать его крик. Пусть поорет немного. А когда он кончит, я спрошу его насчет обстрела по своим». И в самом деле, когда он выдохся, я спросил его, кто будет отвечать за убитых своей артиллерией.

– У меня шесть убитых! Чего молчишь? И потом, где приказ, чтобы я вышел на «Морозово»? Кто мне его передал? Я не обязан догадываться, что вы там задумали.

– Тебе нужно брать немедленно «Морозово»! И до рассвета ты должен быть там! А с убитыми ничего не сделается! Полежат на снегу, подождут!

Я сунул трубку телефонисту и подозвал командиров взводов. Ночь была тихая, темная и морозная. Сбежав из Губино, немцы повернули по другой дороге, которая ушла в направлении Калинина. На совхоз «Морозово» они не пошли. По-видимому, здесь проходит раздел их полков и дивизий. Теперь по этой зимней дороге мы должны приблизиться к позициям немцев другой дивизии. Что там впереди? Как встретят нас при подходе к совхозу?

В это время позади роты появился комбат. Видя, что мы развертываемся для наступления, он молча повернулся и подался назад.

– Используем темноту! – сказал я Сенину и Черняеву.

Солдаты поглядывали на меня. Я знал, стоит мне оступиться или замедлить шаг, они сразу замрут на месте. И потом их не сдвинуть вперед. Солдата нужно вести не останавливаясь, не давая ему передышки. Я ускорил шаг.

С каждым шагом напряжение росло. Все ждали встречного выстрела, а снег скрипел под ногами, и казалось, что этот звук слышен, как скрежет танковых гусениц. Сейчас он разбудит немцев и поднимет их всех на ноги.

Но почему немцы молчат?

Теперь мы шли вообще на виду. Может, они хотят подпустить и ударить сразу? А может, спят и вовсе не думают, что мы уже подходим к крыльцу?

Перед крыльцом расчищенная от снега площадка. В замерзшем окне виден отсвет горящей коптилки внутри. Мороз за тридцать градусов, и на крыльце никого. Внутри горит свет, а на улице ни души. Где же часовые?

Я подал знак младшему лейтенанту Черняеву, чтобы он шел со своими солдатами к сараю. Сенин со своими славянами остался рядом со мной. Он молча стоял и ждал, какую я отдам команду.

Я велел Сенину окружить дом с двух сторон.

– Стрелять только тогда, когда немцы начнут прыгать в окна!

Внутри дома находились люди. Это мы сразу учуяли, даже если бы в окнах не было света. Теперь немцы были в наших руках. Солдаты Сенина действовали расторопно и уверенно. Русскому солдату хоть малую малость почувствовать свою силу, хоть на минуту получить перевес! Тут уж храбрости не отбавляй! Тут солдата подгонять и торопить не нужно! Он полезет в любую темную дыру, со злостью зарычит, как фокстерьер на лисицу.

Когда немцы увидели в комнате вооруженных русских солдат, они завопили так, что было похоже, что неумело режут молодую свинью. Я первый раз слышал, как пронзительно вопят и визжат взрослые мужчины.

Один обезумевший от страха немец вскочил на подоконник, пытаясь прикладом выбить оконную раму и спастись бегством. Но несколько выстрелов наших солдат по верхней части рамы отбросили его назад. Он спрыгнул на пол, согнулся пополам и ткнулся каской себе в колени. В других окнах соседних комнат на подоконниках вниз головой остались висеть несколько трупов.

– Стрелять только в немцев, что прыгают из окон! – крикнул я солдатам, стоявшим за углом.

Из задней комнаты немцы решили бежать. Посыпались рамы и стекла наружу. Несколько человек успели выпрыгнуть вниз. За углом затрещали беспорядочные выстрелы. Остальные, видя, что мышеловка захлопнулась, побросали свои винтовки и подняли руки вверх.

Мы вывели захваченных фрицев на снег, пересчитали их вместе с убитыми. Их оказалось всего шестнадцать человек. Несколько убитых висело на подоконниках, трое валялись на полу внутри дома. На снегу от окон я увидел свежие следы. Возможно, двоим удалось бежать из совхоза, хотя стоявшие снаружи у окон солдаты клялись и божились, что не упустили ни одного. Я еще раз осмотрел следы на снегу. Они шли двойной дорожкой от окон прямо в лес. Ясно было, что двое немцев сбежали из дома.

Осмотрев еще раз дом внутри и снаружи, я пошел к Черняеву, который находился у сараев. Двойные двери сараев были закрыты. Снаружи под каждую из дверей были подперты наклонные бревна. Откинув бревна в сторону и отворив двустворчатые двери, мы все внезапно отпрянули назад. Из темноты сарая на нас смотрел орудийный ствол немецкого танка. Было такое впечатление, что вот он сейчас заворчит, поведет стволом, лязгнет гусеницами и тронется на нас. У нас даже сперло дыхание от неожиданности. Но вот минута нашего замешательства прошла. Из танковой пушки в нас не стреляли, из пулемета тоже не полоснули, мы были по-прежнему живы, целы и стояли в оцепенении. Через минуту мы начали уже соображать. Танков оказалось два, а что мы могли сделать против них, если у нас в руках были одни винтовки? Мы воевали без всяких правил. У них самолеты и танки, сотни орудийных стволов. А у нас солдаты-стрелки с винтовкой и обоймой всего в пять патронов.

Такая вот стратегия и тактика! И главное что? Мы ротой берем деревню за деревней.

Конечно! Сейчас удача и случай на нашей стороне. Но не будем обманывать себя. Нас ожидает расстрел в упор в самое ближайшее время. Потому что никто не знает, где нас встретят немцы мощным и беспощадным огнем.

Возможно, что мы здесь ничего героического не