Украина против Донбасса. Война идентичностей - Евгений Вадимович Рябинин

по воле исторических обстоятельств мы вынуждены были жить. С нами всегда была речь – как первоначало нашего бытия, как связь между поколениями, как возможность быть самими собой – полноценными – во всем мире»[127].

Если В. Литвин говорит об украинском народе как этносе, возможно, так и было, но если имеется в виду украинская политическая нация, говорить о том, что украинский язык объединял население западных и восточных регионов, неуместно. К тому же говорить о вековом значении украинского языка также некомпетентно, принимая во внимание искусственное его создание.

Языковой вопрос в Украине довольно сложен и вытекает также из противостояния по линии «Восток – Запад». Он стал как раз тем маркером, который означал культуру какого региона представляли носители русского и украинского языков. Хотя, как показала ситуация 2014 г., ярые сторонники украинской независимости могут общаться исключительно на русском языке (подавляющее большинство боевиков «Азова» являются выходцами их юго-восточных регионов Украины, что не мешало им физически уничтожать русское население Донбасса). Представители политических сил, представлявших западную модель развития государства, считали, что украинский язык должен был быть единственным государственным языком, поскольку, если ввести русский язык как второй государственный, это приведет к упадку именно украинского языка, вплоть до его исчезновения. Именно из этой точки зрения исходили украинские политики, когда запрещали книжную и печатную продукцию на русском языке, а также количество часов радио- и ТВ-вещания. Однако ситуация только ухудшилась – украинский язык был невостребованным в обществе и украинскую печатную продукцию жители подавляющего числа регионов отказывались покупать, пытаясь заменить отсутствующую печатную русскоязычную продукцию ее электронным вариантом. По законам рынка украинский язык полностью проиграл русскому, поэтому националистически настроенные политики ничего не могли сделать, кроме как запретить продукцию на русском языке.

Н. Киселева, доцент кафедры политических наук и международных отношений Таврического национального университета, на страницах еженедельника «2000» вступала в дискуссию с противниками многоязычия в Украине. На фразу экс-президента Украины В. Ющенко, что «невозможно найти пример в мире, когда унитарное государство делало бы ставку на двуязычие», она приводит такие факты, что из 48 двуязычных государств подавляющее большинство (94 %) относятся к унитарным, и только три – к федерации (а именно Канада, Индия, Пакистан). Кроме того, неверен тезис «Один язык – одно государство». На современной политической карте существуют 193 государства, из которых 86 (45 %) соблюдают полилингвистичность. 77 % из них официально утвердили для нескольких языков статус государственного. На тезис о том, что нужно преодолеть рудименты колониального прошлого в языковом сознании и практике, Н. Киселева приводит такой факт: в Европе насчитывается 27 моноэтнических государств, 16 из которых придерживаются политики полилингвизма. У семи из них (Австрия, Великобритания, Испания, Мальта, Нидерланды, Норвегия, Хорватия) доля моноэтнического народа составляет 80 %. В Португалии 99 % населения составляют португальцы, в стране существует два официальных языка: португальский и мирандский, последний был введен для жителей небольшой территории на северо-восточной части страны, которые в структуре населения составляют 0,14 %[128].

После избрания В. Януковича президентом Украины, который обещал во время предвыборной кампании ввести второй государственный язык, представителями Партии регионов, Народной партии и Коммунистической партии Украины, а именно А. Ефремовым, С. Гриневецким и П. Симоненко, был предложен законопроект «О языках в Украине», который был направлен в Венецианскую комиссию для рассмотрения этого вопроса на предмет соответствия Конституции Украины и европейским документам, регулирующим языковые вопросы. Комиссия дала отрицательный ответ. Это один из многих ярких примеров политики двойных стандартов в отношении Украины и всего постсоветского пространства. Тот факт, что в Украине, согласно последней переписи населения, проживало 17,3 % русских, а 29,6 % считали русский язык своим родным, помешало признать право русского языка быть вторым официальным. В то время как 3,01 % албанского населения в Черногории имеют право, по решению той же Венецианской комиссии, на то, чтобы албанский был официальным языком в стране[129].

Также следует отметить, что Венецианская комиссия решила, что «защищая и поддерживая русский язык на том же уровне, что и украинский, проект грозит уменьшить интегрирующую силу последнего»[130]. Но в этой ситуации возникает резонный вопрос – может ли язык быть интегрирующей силой, если против него выступает довольно значительная часть населения государства по причине принудительности его употребления? Следует отметить, что подобные решения европейских комиссий нацелены были больше всего против того, чтобы русский язык продолжал свое развитие на Украине среди русскоязычного населения в регионах, более ориентирующихся на сотрудничество с Россией во внешней политике, а следовательно, такие двойные стандарты нацелены именно против России. Русский язык на Украине стал заложником большой геополитической игры на большой политической шахматной доске мира.

Языковой вопрос каждый раз становился предметом спекуляций во время избирательных кампаний, когда политическая сила, представляющая восточные регионы, обещала ввести русский язык как второй государственный, но вопрос о языке даже не выносится в сессионный зал Верховной Рады. Политические силы, которые представляли Юго-Восток Украины, преследовали лишь одну задачу – приход к власти и решение своих финансовых вопросов, а аспекты гуманитарного характера использовались только как инструмент для получения голосов избирателей.

В свое время министр образования и науки, молодежи и спорта Украины Д. Табачник в совместной работе с Г. Крючковым «Фашизм в Украине: угроза или реальность?» относительно языкового вопроса пишет о том, что им важно (имея в виду представителей «оранжевой» политсилы) разрушить даже память о русском языке как части единой двуязычной культуры Украины. Важно стереть именно осознание того, что русский язык на Украине не иностранный, а государствообразующий совместно с украинским[131].

Нарушая международные обязанности, вопреки Конституции и законодательству, они применяют усилия для проведения насильственной украинизации Юго-Восточной Украины, вытесняя русский язык не только из политики, административной сферы, судопроизводства, но и из сферы культуры. Доказательством тому стало решение о принудительном дублировании фильмов на украинский язык[132]. Следует также отметить, что Украина не выполняла взятые на себя обязательства в сфере обеспечения свободного использования своего языка национальными меньшинствами. Европейскую хартию региональных языков или языков меньшинств она ратифицировала только в 2003 г., однако выполнение ее оставляло желать лучшего.

Не только преследования, но и тотальный запрет русского языка начался с особой силой осуществляться после 2014 г. и прихода к власти неонацистского режима.

23 февраля 2014 г. Верховная Рада Украины проголосовала за отмену закона «Об основах государственной языковой политики», который действовал с 10 августа 2012 г. С 2016 г. закон «Об основах государственной языковой политики» находился на рассмотрении Конституционного суда (КС) Украины. 28 февраля 2018 г. КС признал его не соответствующим основному закону.

16 июня 2016 г. украинский парламент принял поправки к закону «О телевидении и радиовещании», которые установили языковые квоты на радио. Телерадиокомпании обязаны были обеспечивать не менее 60 % суточного объема радиовещания информационно-аналитических и развлекательных передач на государственном языке. Доля песен на украинском языке в радиоэфире была установлена в размере не