Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

Фарид.

Он молнию вшивал мохнатой лапой,

Крюк клюшки гнул паяльной лампой,

Что синим пламенем горит.

Он эту точку, видимо, держал

Не для трудкнижки и не ради денег,

Но — чтоб огонь его гудящий окружал

И света синего — сиреневый оттенок.

Плыви, плыви, сиреневый туман.

И то, что с ним рифмуется, — туда же.

Почтовый ящик. Я стою как истукан,

Читаю приглашенье к распродаже

В фасовке заводской ацетилена

И полуфабриката шоколада.

К чему бы это? Что это — эмблема?

В каком контексте и какого ляда?

Читаю снова: да, гексахлоран,

Башкирский мёд, вагон со стекловатой.

А что? Разумно: старых шуб обмен

На новые. Обидно, что с доплатой.

Тут всё, что подобает человеку,

Как я — разнообразного достатка:

Коттедж. Великолепный вид на реку.

Песок. Бесплатная доставка.

Ну как же — разбежался! В Сингапур.

Да, да, Египет, Крит, со скидкою путёвки…

Я эту призывающую дурь

Воспринимаю в качестве издёвки.

И тут ещё Свидетель Иеговы

Мне пишет:

«Завтра — всё! А вы готовы?»

Оптовый рынок

Бывало, все услуги по —

Один продмаг, одно сельпо.

Теперь…

Испания, керамика, смеситель,

Германия, сушитель, нагреватель,

И я как Витя, биожитель — потребитель,

И Лёша, мой приятель — покупатель, —

Идём вдоль по рядам внимательно и бодро.

В центре вниманья — голени и бёдра

Куриные, и для морозной свежести —

«Миф», «Дося», моющие принадлежности,

И «Ласка»;

Сосиска венская, колбаска

Деревенская.

Теперь их тут как воздуха — навалом,

А ведь бывало… Хватит о бывалом!

Особенность конкретного простора:

Замылка взора,

Тыщи как копейки,

Рука судьбы,

Плечо индейки.

Магнит

Полвека я уже как доктор.

И тем, конкретно, знаменит,

Что, разломавши репродуктор,

Я обнаружил там магнит.

Из репродуктора сирена

Мне пела, что она калитку

Приотворила в чудный сад,

Что есть на свете рио-рита,

Мосторг, ВДНХ и Гагры,

Цирк на Цветном и эскимо.

И на Трубе, на месте самом видном,

Она содержит пирожки с повидлом.

И что с котятами — не там, а у Мосторга —

Марина из седьмого «Б» сказала строго.

Из репродуктора сирена

Мне пела так, что три танкиста

Горят, горят в душе моей!

И что, запутавшийся в детском лепете,

Я умиленья уронил слезу,

Туда, где восковые гуси-лебеди

И утки плавали в тазу, —

У цирка, помню, на Центральном рынке.

Что ты ответишь на: какой же ты дурак! —

Что дура! — из седьмого «Б» Маринке.

Подпись к фотографии

Мне кажется, что в каждом доме

Располагается на фоне

Ограды зоопарка сонный пони —

Неужто тот же? — а на нём — дитя

Сидит с улыбкою цветущей,

К тому же месту общему, цветя,

Впоследствии своих детей ведущий —

В берете чёрном, в расписной венгерке,

Пошитой мамою по высшей мерке —

Великоватой, но ботинки,

Я вспоминаю, жмут на фотоснимке.

Des infants terribls

(Ужасные инфанты)

Я буду врать — и не солгу,

А правду расскажу — едва ли.

Не зря конфетную фольгу

Мы золотцем именовали.

Чтобы немедленно — к восьми! —

Кому-то из окна орали.

У мамки-улицы спроси —

За что пороли?

Ещё задолго перед сроком

Тому настырному влетит,

Кто перебил водой с сиропом

И пирожками — аппетит.

Тогда — ужасные инфанты,

Теперь — отцы во цвете лет,

Мы закопали наши фанты

И застеклили наш секрет.

Аля-улю

Я стал беспомощным и толстым,

А был — беспомощным, худым,

Носил малинововый галстук,

Теперь тот галстук — «лататы».

Я видел кривды подоплёку,

Но, чтобы вправду поумнеть,

Ходил в «кинотеаблитеку» —

Читать, по сторонам глядеть.

Я тряс в назначенных коробках

Булавки, спички и горох.

Люблю, когда они грохочут —

Подручной жизни «лататы».

Я был как будто бы нанаец,

А стал — какой-то алеут.

Он ничего не понимает,

Когда нанай: «аля-улю».

Я зелен был и необучен,

А стал — во всём и «бэ» и «мэ»!

Я алеут — для благозвучия!

Пью для здоровья — «Каберне»!

Я

Как много «Я» в моих стихотворениях.

Они там появились не случайно.

В них отразился многолетний опыт

Червя, раба, царя и бога.

Я царь —

Стою на танцплощадке,

Не приглашён на «белый танец».

Я раб —

Страстей: они меня не любят!

Я червь —

Сомнения: а если б пригласили —

Что тогда?

Я бог —

Пою из радиолы:

— Volare!

Ого, го-го!

Cantare!

Ляля, ля-ля!

«Это время сплошь едино…»

Это время сплошь едино.

Прочитавши Бахтина,

Вижу: высится стена,

А на ней висит картина:

Рама, небо голубое,

Домик с чижиком в окне,

Кошка, кактус и алоэ,

Лампа, стол и всё такое:

За столом хохочет кто-то,

Под стеклом цветное фото,

Чайки, море в глубине,

И обоев позолота —

Всё принадлежит стене.

Уникальная работа!

О природе (несмешная)

Смеха — книжка раздвижная.

План

Вид