Наследник огня и пепла. Том ХI. Кровь вассалов - Владислав Добрый

Он встретил мой взгляд прямо и, едва я договорил, тут же выпалил:

— Я готов, мой сеньор.

Я велел ему снять всё до нитки. Сначала хотел ограничиться железом, чтобы оно не мешало магии, но потом решил — лучше перестраховаться. Я вручил ему сущность огня в одну руку, костяную шкатулку в другую. Если мои подозрения верны — в шкатулке сердце, вырванное из тела Великой Матери первым Итвисом.

С этими предметами Волок двинулся к центру, к бронзовому шару. Он шёл осторожно, но я видел, как нити опутывают его. А потом его внезапно притянуло, но не к зелёной поверхности — он взлетел над шаром, раскинув руки, и закричал.

Будь на его месте я, то вместо «Я готов» спросил бы: «А почему бы вам не стать сильнее самому, мой сеньор?»

Примерно вот поэтому. Инструкции к Кузне Душ были уж слишком обрывочны. Может, от времени часть воспоминаний выветрилась из амулета. А может, Итвис хранил кусок головоломки в другом месте.

Во многом Волок шёл первым именно потому, что я подозревал: может не получиться. Я надеялся на лучшее, да. И всё же… Если распнёт меня — кто меня спасёт?

Я захлопнул забрало, выудил из жадносумки Сперата крюк с верёвкой, предусмотрительно отложенный поближе, и начал выбирать место, откуда будет удобнее кинуть и вытащить Волока. Это заняло всего несколько секунд — я могу быть очень быстрым. Но Волок уже перестал кричать. Я окликнул его. Он молчал. Глаза закрыты. Я прислушался — дыхание ровное, будто спит.

Шкатулка и сущность огня висели рядом, окутанные магией, и вращались вокруг его тела, как спутники вокруг планеты.

Помучившись сомнениями не меньше минуты, я решил не вмешиваться. Оттенки магических потоков менялись от холодных фиолетовых до тёплых зелёных, вливаясь в тело Волока. Почти уверен — это хороший признак.

Кресло рассыпалось, зато стол ещё держался. Столешница на каменном блоке сохранилась на удивление неплохо. Я уселся и стал ждать.

Ждать пришлось долго. Я даже перекусил. А потом сияние поблекло, и Волока вышвырнуло к краю площадки. Костяная шкатулка едва не вылетела за грань, но я сначала бросился к нему. Он дышал. Я перевернул его, машинально исцеляя ссадины и проверяя раны.

Он был здоров. Очень здоров. Более чем. Он ощущался… плотнее. Будто стал реальнее.

Он пришёл в себя, и я увидел в его глазах багровый отблеск.

— Пламя внутри тебя, — сказал я. — Ты его чувствуешь.

Но мальчишка слишком переволновался. Он обнял меня и разрыдался. Ладно, придётся отложить разговор.

Я огляделся — сущности огня нигде нет. Почти наверняка теперь она внутри Волока.

Что ж, дело сделано. Жаль, что сразу вернуться в Караэн не получится. Наверняка будет праздник в мою честь.

Волок дёрнулся, открыл глаза и уставился куда-то вверх. Губы его шевельнулись:

— Что это?..

Я поднял голову и застыл. Над нами, в потолке странной пещеры, виднелся вырез — продолговатый, вытянутый, будто чьей-то рукой очерченный в форме лодки. Лодка в плане, вид сверху. Сквозь вырез сочился свет, и последние остатки магического сияния растворялись в воздухе.

Я прищурился. В вырезе что-то виднелось. Ровными шли рядами тёмные каменные колонны — как если бы сама скала проросла вверх. Узкие, многогранные, срезанные, они напоминали ступени, ведущие в пустоту. Я видел очень похожее: на фотографии из моего мира. В Исландии есть место, где застывшая лава вытянулась в идеальные шестигранные столбы. Люди назвали их «ступенями тролля».

— Камень, — ответил я невнятно, чувствуя, как язык сам спотыкается. — Просто камень…

Но это было враньё даже для меня. Потому что ступени не были просто камнем. Они складывались в узор, слишком правильный, чтобы быть случайным. И в нём проступало ещё кое-что. Как на снимке Сатурна, где шар кажется мячом, разлинованным тёмными полосами, так и здесь: колонны вдруг начинали походить на что-то большее. Свет и тень, как будто... Как будто они очень далеко.

На миг мне почудилось: это не каменные ступени, а гигантская карта. На некоторых выступах угадывались очертания — будто континенты. На темных пятнах морей. На других — белые и пушистые, словно шерсть из Адвес, облака. Я вглядывался, и чем пристальнее смотрел, тем яснее видел линии берегов, полуострова, заливы… Мир. Целый мир, высеченный в потолке пещеры.

Или видимый сквозь проем в ней.

Меня охватила тошнота. Голова закружилась, будто я смотрел вниз с непомерной высоты. Я оторвал взгляд, но в висках всё равно стучало, а перед глазами плавали блики.

Волок всё ещё смотрел наверх, губы у него дрожали.

— Сеньор?..

Я сжал зубы и, не поднимая головы, коротко бросил:

— Не смотри. Я не знаю что это. Нам пора, одевайся.

***

Можно много разглагольствовать о роли личности в истории, но я, как личность, о которой в моём мире уж точно пара раз в учебниках упомянули бы, ответственно заявляю: нельзя недооценивать мощь народных масс. В данном конкретном случае — вассалов окрестностей Бурелома.

Встретили меня здесь по-северному сдержанно. Сначала. И хотя я планировал соблюсти традиции минимально и остаться только на пару дней, очень скоро эти огненные ребята взяли меня в оборот. Огненные — не только в смысле магических талантов, но и по душевным качествам. Не сразу, но я мне стало приятно в обществе этих простых, веселых и искренних людей. Совершенно незаметно я стал оттягивать отъезд. В предгорьях всегда находилось чем заняться: на охоте встречались и обычные волки, и одичавшие горные козы, и даже варги, переселившиеся из Гибельных Земель. Последние, впрочем, были слишком умны, чтобы селиться близ людских деревень, а на многодневный поход в труднопроходимые перевалы я пока не решался. Да и пострелять диких коз оказалось на удивление увлекательно.

Попав сюда к середине осени, я понял, почему замок назвали Буреломом. В это время года в горах было много гроз. И искренняя, яркая радость людей, которые с удовольствием опустошали замковые подвалы во время раскатов грома, наполнила моё сердце теплотой и чувством уюта.

В промежутках я открыл в себе крестьянина… ладно, скорее того, кто когда-то попал сюда впервые: человека из мира науки и бухучета. Для Магна его владения были чем-то вроде водопровода для меня — если не работает, значит, раздражает и требует наказания. А для меня всё здесь было удивительным и новым. И люди это видели. Похоже, они увидели во мне рачительного господина.

Притихший, местами почти непочтительно молчаливый Фарид много времени проводил с Волоком. Или, правильнее сказать, с Адреаном,