О милосердии - Луций Анней Сенека

Когда ты возвратишься домой, тогда-то тебе и следует опасаться скорби. Действительно, пока все твое внимание будет обращено на твое божество, она не найдет к тебе никакого доступа, тобой полностью овладеет Цезарь. Когда же ты удалишься от него, тогда скорбь как бы воспользуется представившимся случаем и твоей беззащитностью и постепенно вползет в твою почти успокоенную душу. Из-за этого и нельзя, чтобы ты даже на какое-то время оставил свои занятия, пусть теперь твои литературные труды, которые ты так давно и так искренне любишь, помогут тебе в благодарность, пусть они оберегают тебя, своего мастера и почитателя, пусть долго пребывают с тобой Гомер и Вергилий. Они имели большие заслуги перед родом человеческим, как и у тебя есть заслуги перед всеми и перед ними. Ты захотел, чтобы то, что они написали, стало известно многим, не только тем, для кого они писали. Все то время, в течение которого ты будешь вверять себя их защите, не будет представлять для тебя опасности. А потом, по мере сил, создай труд о своем Цезаре, чтобы его деяния были прославлены вовеки близким ему человеком: ведь Цезарь сам будет давать тебе материал и образец для прекрасного изложения и описания его подвигов. Я не смею тебя уговаривать, чтобы ты со свойственным тебе изяществом сплетал короткие сюжеты и эзоповские басни — труд, не испытанный римскими талантами. Нелегко, пожалуй, чтобы сильно потрясенная душа могла бы столь быстро обратиться к подобным, слишком радостным литературным занятиям. Однако считай ее уже окрепшей и вернувшейся в нормальное состояние, если она сможет от более серьезных писаний перейти к более вольным. Ибо при первых душу, хотя еще больную и борющуюся, отвлечет сама серьезность предметов, которыми она будет заниматься; вторые, которые должно сочинять в безмятежном состоянии, душа не перенесет, если она еще всецело не овладела собой. Поэтому тебе следует занять свою душу сначала более серьезным предметом, а затем уравновесить более радостным.

9

Равным образом для тебя станет большим облегчением, если будешь почаще спрашивать себя так: «Скорблю ли я ради себя или ради того, кто ушел из жизни? Если ради себя, то нечего мне хвалиться моей привязанностью, и скорбь, которая оправдывается только тем, что она искренна, когда обращена к собственной пользе, удаляется от любви, а благородному человеку менее всего подходит быть расчетливым в скорби о брате. Если я скорблю ради него, то я должен выбрать одно из таких двух мнений: если у покойных не остается никакого чувства, тогда мой брат избежал всех тягот жизни и вернулся в то место, в котором он был до рождения. Свободный от всего зла, он ничего не боится, ничего не желает, ничего не испытывает. Что это за безумие, чтобы я постоянно скорбел о том, кто никогда уже не испытает никакой скорби? Если же у покойных сохраняются какие-либо чувства, то теперь душа моего брата, как бы выпущенная из долговременной тюрьмы, наконец радуется своей самостоятельности и свободе и наслаждается созерцанием природы. С высоты своего положения она презирает все человеческое, а божественное, суть которого она напрасно так долго старалась узнать, видит ближе. Итак, зачем я мучаюсь тоской по тому, кто или блажен, или ничто? Оплакивать блаженного — зависть, оплакивать несуществующего — безумие».

Или тебя беспокоит то, что, как кажется, твой брат лишился огромных и многочисленных благ? Когда ты думаешь, как много он потерял, лучше подумай, что больше такого, чего он уже не страшится: его не будет терзать гнев, удручать болезнь, раздражать подозрение, преследовать снедающая и всегда враждебная к чужим успехам зависть, тревожить страх, беспокоить непостоянство судьбы, быстро перемещающей свои дары. Если ты хорошо посчитаешь, то ему больше дано, чем отнято. Он не будет наслаждаться ни богатствами, ни твоим влиянием, ни своим, он не будет ни принимать, ни совершать благодеяния: считаешь ли ты его несчастным, потому что он это все потерял, или счастливым, потому что он этого не жаждет? Поверь мне, тот, кому счастье не нужно, блаженней того, кому оно служит. Люди владеют с трудом всеми этими благами, которые восхищают нас сияющей, но обманчивой радостью: деньги, положение, власть и многое другое, от чего слепая алчность рода человеческого приходит в изумление. На эти блага смотрят с завистью, как и на тех, которых они украшают и обременяют. Материальные блага больше угрожают, чем приносят пользу, они ненадежны и непостоянны, их никогда прочно не удержать, ибо даже если ничего не нужно опасаться в будущем, то само сохранение большого счастья причиняет беспокойство. Если ты пожелаешь верить тем, кто глубже видит истину, то узнаешь, что вся жизнь — мука. Ввергнутые в это глубокое и беспокойное море, с переменными отливами и приливами, постоянно бросающее нас, то поднимая к мгновенному благополучию, то опуская и причиняя нам большой ущерб, мы повисаем, и раскачиваемся на волнах, и сталкиваемся друг с другом. Рано или поздно мы терпим кораблекрушение, постоянно мы испытываем страх. Для плывущих в этом столь бурном и открытом всем вихрям море нет никакой другой гавани, кроме смерти. Так что, право же, ты позавидуешь своему брату: он спокоен. Наконец он свободен, наконец он в безопасности, наконец он бессмертен. Он опередил Цезаря со всем его потомством, оставил позади тебя со всеми братьями. Прежде чем фортуна в чем-нибудь смогла изменить к нему свою благосклонность, пока она еще была на его стороне и осыпала его дарами щедрой рукой, в этот момент он покинул ее. Теперь он наслаждается чистым и безоблачным небом; из низкого и ничтожного места устремился туда, куда — что бы там ни было — попадают в блаженное лоно освобожденные от оков души. И теперь он свободно бродит и с величайшим наслаждением обозревает все блага природы. Ты заблуждаешься: твой брат не лишился света, наоборот, он обрел свет подлинный. Туда ведет нас всех общая дорога: зачем нам оплакивать судьбу? Он не покинул нас, он нас опередил. Поверь мне, великое счастье — сама необходимость смерти. Нет ничего надежного даже на день. Кто угадает при столь темной и скрытой истине, проявила ли смерть по отношению к твоему брату зависть или заботу?

10

Так как ты во всех делах любишь справедливость, тебе, несомненно, поможет также и такое размышление. Тебе ведь не была нанесена обида утратой брата, а, напротив, оказано благодеяние тем, что ты мог столь долго с наслаждением пользоваться его родственной привязанностью. Несправедлив тот, кто не предоставляет дающему право распоряжаться своим