О милосердии - Луций Анней Сенека

с безумным непостоянством то принимался отращивать бороду и волосы, то переезжал с места на место, с побережья Италии в Сицилию и назад. Он никогда не был уверен в том, хотел ли он, чтобы сестру оплакивали или чтобы ей оказывали почести. Причем, когда он устанавливал в ее честь храмы и божеские почести, тех, которые были недостаточно печальны, он наказывал жесточайшим образом. Ведь удары несчастий он переносил в том же беспорядочном состоянии духа, с каким он, гордясь счастливым успехом, воображал себя выше всех людей. Пусть это поведение будет чуждо каждому римлянину. Нельзя унимать свою печаль неуместными забавами, или возбуждать омерзительно неопрятной одеждой, или, что всего бесчеловечнее, наслаждаться чужим несчастьем.

18

Ты же не обязан ничего менять в твоем образе жизни, потому что тебе уже свойственно любить науки — те которые наилучшим образом увеличивают счастье и во много раз уменьшают несчастье. Ученые занятия становятся величайшим украшением и утешением для человека. Углубись в них теперь еще больше, окружи ими свою душу как укреплением, чтобы скорбь ни с какой стороны не нашла к тебе подхода. Продли память о своем брате, создав о нем какое-нибудь сочинение в качестве памятника, так как это единственное из человеческих творений, которому не может повредить никакое время, которое не уничтожат столетия. Все остальные памятники, что сооружены из строительного камня, или мраморных глыб, или земляных холмов, выступающих далеко, ввысь, не сохранятся долго и, безусловно, погибнут. Бессмертен лишь духовный памятник, и ты даруй его своему брату, в такой усыпальнице помести его. Лучше прославить его долговечным произведением духа, чем оплакивать в бесполезной скорби.

Что касается самой судьбы, хотя ее сейчас и нельзя перед тобой защищать (ведь все, что она нам раньше дала, стало ненавистным из-за того, что кое-что она взяла обратно), ее защита будет все же возможна, когда время сделает тебя более справедливым судьей. Тогда ты сможешь примириться с ней. Она же заранее позаботилась о том, как эту обеду загладить. Многое даже и теперь она готова отдать, чтобы искупить свою вину. В конце концов, ведь это она когда-то подарила тебе то, что теперь взяла обратно. Итак, не обращай свой талант против самого себя, не помогай своей скорби. Твое красноречие способно все малое сделать великим и, наоборот, большое — уменьшить и даже низвести до краппе малого. Но пусть это красноречие сохранит свои способности для другого случая, сейчас же пусть полностью служит твоему утешению. Внимательно следи, чтобы нынче оно не оказалось бесполезным. Ибо природа иногда требует от нас скорби, но чаще мы омрачаемся беспричинно. Я никогда не потребую от тебя, чтобы ты совсем не печалился. Хотя я знаю, что найдутся некоторые люди скорее с жестокими, нежели мужественными жизненными принципами, которые утверждают, что мудрый не скорбит, но мне кажется, что они никогда не попадали в такое положение, иначе судьба лишила бы их высокомерной мудрости и принудила бы признать истину даже против их воли. Было бы достаточно, если бы разум исключил из скорби только то, что излишне и чрезмерно: никому не следует ни надеяться, чтобы ее вообще не было, ни желать этого. Пусть лучше разум сохраняет ту умеренность, которая не похожа ни на нечестие, ни на безрассудство, и пусть он держит нас в таком состоянии, какое соответствует любящей, но не смятенной душе. Пусть слезы текут, но пусть они и прекращаются, пусть исторгаются из глубины души вздохи, но пусть они и кончаются. Управляй своей душой так, чтобы тебя могли одобрить и мудрые люди, и братья. Постарайся, чтобы воспоминания о твоем брате постоянно возникали в твоей душе, чтобы ты прославлял его в речах и представлял его себе благодаря постоянным воспоминаниям. Этого ты сможешь добиться, если сделаешь свои воспоминания о нем приятными, а не грустными: ведь это естественно, что душа избегает того, что для нее печально. Думай о его скромности, думай о его мастерстве в делах, о трудолюбии в выполнении их, о твердости в исполнении обещанного. Все им сказанное и сделанное пересказывай другим и себе самому. Вспоминай, каким он был и каким мог бы стать: разве в чем-либо нельзя было поручиться за такого благоразумного брата?

Все сказанное я сочинил по мере своих возможностей — насколько позволил мой одряхлевший и отупевший от долгого бездействия ум. Если покажется, что это недостаточно отвечает твоему остроумию или недостаточно облегчает скорбь, подумай, что не может заниматься чужим утешением тот, кого осаждают собственные несчастья. Подумай, как нелегко находить латинские слова человеку, вокруг которого раздается неудобоваримая, варварская, грубая даже для окультуренных варваров речь.

УТЕШЕНИЕ К МАТЕРИ ГЕЛЬВИИ

1

Часто уже, драгоценная мать, я порывался утешить тебя - и всякий раз сдерживал свое намерение. Многое побуждало меня начать. Сперва мне казалось, что собственные неприятности перестанут тяготить меня, если удастся — не осушить, конечно, — но хотя бы отереть твои слезы. Затем я уверил себя в том, что, выпрямившись сам, вернее смогу поднять тебя. Вдобавок я боялся, что судьба, покоренная мной, покорит кого-нибудь из моих родных и друзей. Итак, я хотел, зажав рукой свою рану, попытаться, как мог, подползти и перевязать ваши. Но были и доводы, которые меня останавливали. Не следовало, понимал я, подступать к горю, пока оно терзает тебя со свежей еще силой: своим утешением я рисковал лишь сильнее раздражить и разжечь его. Ведь и при лечении болезни нет ничего гибельнее несвоевременно примененных средств. А потому я выжидал, пока скорбь твоя сама преломит силы о время и, смягченная им, позволит прикоснуться к себе и стерпит заботу врача.

Кроме того, перебирая все великие памятники, созданные прославленными талантами ради утешения в печали, я не нашел для себя образца, то есть такого писателя, который утешал бы оплакивающих его самого. Новизна труда, разумеется, мешала сразу за него взяться. Ведь могло получиться так, что я не успокою, но, наоборот, растравлю твою боль. Тому, кто поднимает голову из погребального костра, чтобы утешить близких, нужна, конечно, совершенно особая, не будничная речь. Между тем сила безмерного горя, перехватывающая даже голос, неизбежно препятствует внимательному отбору слов. Но, так или иначе, я попробую. Мне поможет не столько литературное дарование, сколько убедительный образец: приведя в пример самого себя, утешитель доставит наиболее полное утешение. Тот, кому ты никогда ни в чем не отказывала, рассчитывает теперь получить только одно: хотя твоя тоска, как и любая печаль,