О милосердии - Луций Анней Сенека

кого Троянская война рассыпала по чужим землям? Да сама Римская империя своим родоначальником считает ссыльного, бежавшего из покоренной отчизны и увлекшего с собой немногих выживших. Нужда и страх перед победителями довели его до Италии, заставляя искать пристанище как можно дальше от дома. Наконец, этот наш народ — сколько колоний вывел он в каждую свою провинцию! Повсюду, где победил, римлянин остался жить. Когда предлагали переехать, люди охотно вписывались, и старики, оставив свои алтари, отправлялись за моря вместе с переселенцами. Сэкономлю на иллюстрациях, которых множество. Возьму только то, что перед глазами: остров, где я живу, многажды менял жителей. Скрытые древностью события более отдаленного прошлого придется пропустить. Известно, что оставившие Фокею греки, которые теперь населяют Массилию, сперва осели здесь. Что прогнало их, непонятно. Мог не понравиться суровый климат, а мог и вид Италии, превосходившей их могуществом, или же дефицит удобных гаваней. Дикость населения их явно не смущала. Ведь, уехав, они расположились среди народов Галлии, в то время крайне свирепых и совершенно не тронутых цивилизацией. После чего сюда перебрались лигуры, а с другой стороны — испанцы. Последнее явствует из сходства обычаев: здешние жители носят такие же головные уборы и такую же обувь, как кантабрийцы. Сходство некоторых слов также очевидно, хотя в целом их речь отошла от родной из-за общения с греками и лигурами. Затем сюда были выведены две римских колонии: одна — Марием, другая — Суллой. Видишь, сколь часто обновлялось население этой скудной, поросшей терниями скалы! Коротко говоря, ты не найдешь такой земли, в которой до сих пор обитают ее коренные жители. Все кругом неоднородно и привнесено. Одни постоянно сменяют других, тот желает ненавистного этому, а того согнали с места, с которого он сам ранее выгнал еще кого-то. Так угодно судьбе: никакое положение вещей не сохраняется неизменным.

8

Перемена местопребывания, если взять ее в отдельности от прочих сопряженных со ссылкой неудобств, излечивается, по мнению Варрона, ученейшего из римлян, уже тем, что, куда бы мы ни приехали, законы природы, которым люди вынуждены следовать, везде и всюду одинаковы. Тогда как Марк Брут думает, что достаточным лекарством является то, что изгнанникам позволено увезти с собой свои добродетели. Допустим, каждый из этих доводов сам по себе недостаточен, чтобы утешить изгнанника. Однако надо признать, что в совокупности они весьма сильны. В самом деле, насколько же мало мы теряем, если две главнейшие вещи — общая всем нам природа и наша личная добродетель — следуют за нами в любое место! По указанию творца вселенной, кто бы он ни был — всемогущий ли великий бог или бестелесный разум, искусный созидатель грандиозных построек, божественный ли дух, равно пронизывающий и напрягающий великое и малое, или вечный рок, нерасторжимая цепь причин и следствий, — так вот, по его указанию в распоряжение других может попасть лишь наименее стоящее. Но ценнейшее для человека человеку неподвластно: нельзя ни подарить, ни отнять. Мир, великолепнее которого естественный закон ничего не создал, и дух, лучшая часть мира, восторженно созерцающий это великолепие, принадлежат нам вечно и пребудут с нами до тех пор, пока пребудем мы. Так выступим же скорее бестрепетным шагом, бодро и стойко туда, куда направят нас обстоятельства, исколесим все страны: нет на земле изгнания, потому что нет такого места на земле, которое было бы чужим человеку. Поднимем взор к небу с любой точки земной поверхности и увидим, что божественное везде отделено от человеческого равным пространством. Следовательно, коль скоро не отвожу глаз своих от зрелища, которое их никогда не пресыщает, коль скоро позволено наблюдать солнце и луну, приникнуть взглядом к планетам, исследуя их восходы и заходы, периоды обращения и причины более быстрого или медленного движения, пока могу смотреть на сверкающие в бесконечном ночном небе звезды, из которых одни неподвижны, а другие остаются в близких пределах своего кругооборота, какие-то внезапно прорываются, а те ослепляют разлитым огнем, как бы падая ил пролетая мимо длинной светящейся дугой, пока я общаюсь с ними и таким образом — насколько это дан человеку — нахожусь среди небожителей, пока мой дух обращен ввысь, к созерцанию родственных ему предметов, что мне за дело до того, какая земля у меня под ногами?

9

«Но ведь эта земля не богата плодовыми садами или радующей взгляд растительностью, Каналы многоводных рек не орошают ее. Для большинства людей в ней нет ничего привлекательного: ее плодородия едва хватает, чтобы прокормить жителей, там не добывают ценного камня, отсутствуют золотые и серебряные рудники». Стеснен дух, услаждаемый плодами земли. Уведите его к дарам, везде одинаково изобильным, повсюду сверкающим равным блеском. Следует вдобавок учесть, что плоды земли возводят на пути к истинным благам преграду благ ложных и почитаемых людьми незаслуженно. Чем длиннее они вытянут свои галереи, чем выше поднимут свои башни, чем шире разобьют аллеи, чем глубже вырежут летние гроты в массивах скал, чем искуснее выведут своды под кровлями громадных пиршественных залов, тем больше станет всего того, что скрывает от них небо. Случай бросил тебя в такую область мира, где роскошнейшее из жилищ — лачуга. И вот твоя тщедушная воля успокаивает тебя: ты, дескать, смело перенесешь все неудобства, потому что знаешь, как выглядела хижина Ромула. Убогое утешение! Лучше скажи: «Стало быть, в этом жалком шалаше поселились добродетели? Так он скоро превзойдет красой прекраснейшие храмы! Ибо в нем обнаружится справедливость, засверкают сдержанность, благоразумие, благочестие, явлено будет правильное распределение всех обязанностей, знание дел человеческих и божественных. Не тесен дом, принявший столь великое и достойное общество, не тяжко изгнание, в которое позволено отправиться с такой свитой».

В книге «О добродетели» Брут сообщает, что видел Марцелла в его митиленской ссылке: он жил настолько счастливо, насколько вообще позволяет человеческая природа, и никогда науки не увлекали его сильнее, чем в то время. В результате, когда сам он — добавляет пишущий — собирался уехать назад, ему казалось, что это он, лишаясь общения с Марцеллом, отправляется в изгнание, а не оставляет в изгнании того. Поистине счастливее Марцелл-ссыльный, уверивший Брута в пользе своей ссылки, чем Марцелл-консул, убедивший республику доверить ему высшую власть! Сколь великий дух нужно иметь, чтобы достичь такого: покидающий изгнанника думает, что ссылают его! Сколь замечателен муж, вызвавший восхищение того, кем восхищался сам его сродник Катон! Брут также рассказывает, что Гай Цезарь не сошел с корабля в Митилене, потому что не мог видеть этого мужа в бесчестье. Возврата же его добился сенат