Слушай, Германия! Радиообращения, 1940–1945 гг. - Томас Манн

каким-то образом уместна благодарность. У вас, немцев, сегодня нет причин быть благодарными моему творчеству, — даже если бы вы и хотели. Оно создавалось не ради вас, а из сокровеннейшей необходимости. Но есть нечто, что делалось действительно ради вас, диктовалось не частной, а социальной совестью, и день изо дня растет моя убежденность, что грядет и все ближе подступает время, когда вы поблагодарите меня за это и оцените эти мои усилия выше сочиненных мною историй — за то, что я предостерегал вас, пока еще не стало слишком поздно, от власти подонков, под ярмом которых вы сегодня беспомощно влачитесь, ведущих вас через тысячи преступлений в невообразимую порчу. Я видел их, я знал: ничего, кроме катастроф и бед для Германии и Европы, не могут принести эти несказанно гнусные существа, в то время как большинство из вас, в нынче, наверное, уже и для вас самих непостижимом ослеплении, считали их носителями порядка, красоты и национального достоинства. Как тут не вспомнить высказывание Гёте о «благочестивой немецкой нации, чувствующей себя возвышенной лишь тогда, когда все ее достоинства растрачены впустую»? Я хорошо знал и вас, славные немцы, и ваше свойство заблуждаться в постижении вашей подлинной чести и достоинства, — и то, что я тогда, в октябре 1930 года, вопреки своей натуре, выступил на политическую арену и в берлинском Бетховенском зале, прерываемый ревом нацистских молодчиков, держал речь, которую иные из вас еще, возможно, помнят — речь под названием «Призыв к разуму», хотя она была призывом ко всему лучшему в немцах, — это служит сегодня, сколь бы напрасным оно ни было, гораздо более глубоким утешением для моей совести, чем все, что я с бóльшим успехом смог совершить как художник.

Я пытался в меру моих слабых сил предотвратить то, чему суждено было случиться и что продолжается уже несколько лет — войну, вину за которую ваши лживые вожди возлагают на евреев, англичан, масонов и бог знает кого, меж тем как всякий имеющий глаза мог быть уверен в ней с того момента, как они пришли к власти и начали строить машину подавления свободы и прав. И что это за война, в оковах которой вы корчитесь!.. Необозримая, опустошительная, безнадежная авантюра, болото крови и преступлений, в котором Германия вот-вот утонет. А как обстоят дела у вас? Думаете, нам здесь это не известно так же хорошо, как и вам? Повсюду — деградация и лишения. Сотнями тысяч, миллионами ваши юноши безжалостно приносятся в жертву молоху войны — вплоть до восемнадцати-, семнадцатилетних. В Германии не осталось семьи, которой не приходилось бы оплакивать супруга, сына или брата. Настает хаос. В России не хватает врачей, санитаров, лекарств. В немецких госпиталях и больницах тяжелораненых умерщвляют вместе со стариками, калеками и душевнобольными — от двух до трех тысяч в одном учреждении, как рассказывал один немецкий врач. Этим занимается тот самый режим, который так возмущается, когда Рузвельт обвиняет его в намерении уничтожить христианство и все религии, — режим, делающий вид, что ведет крестовый поход христианской нравственности против большевизма — притом, что сам является несравненно более пошлой разновидностью большевизма. Христианский аналог массового умерщвления газом — это ваши дни молодежных свадеб, когда солдат-отпускников командируют вместе с девушками из СНД[26] совокупляться и зачинать ублюдков для следующей войны. Может ли народ, молодежь пасть ниже? Мерзость и осквернение человечности, куда ни глянь. Некогда Гердер бережно собирал песни народов мира. То была Германия в ее красоте и величии. Теперь она не желает знать ничего, кроме как заниматься истреблением народов и рас, тупым уничтожением. Триста тысяч сербов были убиты вами, немцами, по приказу проклятого отребья, которое вами правит, не во время, а после войны с этой страной. То невообразимое, что делалось и делается в России, с поляками, с евреями, вам известно, но вы хотели бы лучше не знать об этом из страха перед столь же невообразимой, вырастающей до колоссальных размеров ненавистью, которая однажды, когда ваш человеческий и механический ресурс истощится, обрушится на ваши головы. Да, страх перед этим днем сопровождает вас, и этим пользуются ваши лидеры. Они, совратившие вас ко всем этим злодеяниям, говорят вам: теперь уже дело сделано, и вы неразрывно связаны с нами; теперь вы должны держаться до последнего, иначе вас поглотит ад. Ад, немцы, поглотил вас, когда над вами воцарились эти лидеры. К черту их вместе с их приспешниками! Тогда для вас все еще может прийти спасение, прийти мир и свобода.

24 декабря 1941

И снова Рождество, немецкие слушатели, военное Рождество — в третий и не в последний, увы, долго еще не в последний раз. Ваши правители почитают за лучшее признаться вам по крайней мере в этом — что вам предстоит долгая и тяжкая борьба, с кровавым Рождеством год из года. Они говорят: этого требует обстановка в мире — обстановка, которую они и создали. Вы можете им в порядке исключения поверить — в то, что они говорят и о чем умалчивают, и что вы и сами чувствуете: никакой Зигфрид не ждет вас с победоносным миром[27] на выходе из вашей войны, потому что победа Германии не означала бы мира, и человечество должно и будет препятствовать миру, который планирует ваш фюрер.

Снова военное Рождество, одно из многих — оно пройдет скромно. Не хочется ли вам скорее, чтобы этого праздника больше и вовсе не было, чтобы о нем не надо было хлопотать, придумывать друг для друга подарки, по которым неплохо заметен упадок материальной жизни — не говоря уж о душевном состоянии, в котором вручаются и принимаются эти дары? Каково вам на душе, немцы, в этот праздник мира, праздник рождения света, праздник сошедшего к нам, рождающегося для людей милосердия? Верно ли я чувствую, что вас при этом наполняют стыд и безграничная тоска — тоска по невинности, прочь из пут безумной вины, которые повязали вас по рукам и ногам; и стыд, жаркий стыд перед любящим духом этого праздника? Оглянитесь, что вы натворили! В Греции каждый день двести человек умирают от голода — и это лишь один из примеров вопиющей к небесам нищеты, вымирания наций, унижения людей, творящейся вокруг вас агонии тел и душ, в которой вы повинны своей податливостью, своей чудовищной послушливостью. Что станется с Европой, что станется с вами самими в ходе «долгой и жестокой» войны, которую вам обещают с наигранной откровенностью? Если бы отчаяние начало проникать в ваши души, это было