Новые приключения Царя Обезьян - Дун Юэ

Верните, прошу,

   самость безвещную мне,

Верните, прошу,

   вещность без самости мне.

Одна пустота

   правит миром вполне.

А вещи в миру —

   гости со мной наравне.

Один Сунь Укун из волоска сказал:

– В волшебной пещере облака складывались в стихи, которые можно читать задом наперед.

Другой сказал:

– Я видел высокую башню, сложенную из благовонного дерева, которое тонет в воде.

Третий сказал:

– Я видел волшебную пещеру. Вход в нее был наглухо закрыт, и меня не пустили внутрь.

Четвертый сказал:

– Я нашел волшебную пещеру, заросшую зеленым бамбуком. Внутри было темно и тихо, и я побоялся зайти туда.

Сунь Укуну надоело выслушивать доклады своих гонцов. Он опять встряхнулся, и миллионные полчища Сунь Укуней из волосков с едва слышным шорохом вспрыгнули на него. Сунь Укун уже вознамерился сделать первый шаг, чтобы идти дальше, как вдруг волоски на его теле зашептали ему:

– Постойте, Великий Мудрец. Один наш товарищ еще не вернулся.

Сунь Укун замер на месте и, посмотрев по сторонам, увидел гонца, который пьяной походкой поднимался на холм с Юго-Запада.

– Ты где был? – спросил его Сунь Укун.

– Я проходил мимо одной башни, а в ней сидела девица лет шестнадцати с лицом, как персиковый цвет, – ответил Сунь Укун из волоска. – Завидев меня, девица сгребла вашего покорного слугу в охапку и втащила в окно. Мы сели рядышком, и она поила меня до тех пор, пока я не напился до умопомрачения.

Сунь Укун не на шутку рассердился. Он стал махать кулаком перед носом своего посыльного, потом, нещадно понося, наградил его парой тумаков. Сунь Укун – волосинка горько плакал, а его хозяин кричал:

– Собака! Я отпустил тебя всего лишь на час, а ты уже позволил Демону Желаний околдовать себя!

Однако делать нечего – пришлось Сунь Укуну пустить его к себе назад. Собрав все свои волоски, Сунь Укун спустился с Холма Печали.

Собирание в освобожденности сознания – главная идея книги. Она раскрывается в этой главе.

Глава двенадцатая

В Павильоне Плачущих Цапель

      плачет Танский монах;

Под лютню слепые девы

      поют о былых временах.

Сунь Укун одним духом добежал до башни с террасой, которая была, по всей видимости, Террасой Пьяной Радуги, но учителя там не обнаружил. На сердце у него стало еще тревожнее. Обернувшись, он увидел за собой большое озеро зеленой воды, а в озере – Водный Павильон. Опасаясь подвоха, он спрятался у подножия холма, возвышавшегося перед башей. Присмотрелся внимательнее и разглядел на павильоне надпись зелеными иероглифами: «Водный Павильон Плачущих Уток». Поистине там «узор на стенах складывался в многоцветную картину, а мозаика на полу слагалась в дивные письмена»; были там «столбы из коричного дерева и перила из орхидей, сливовые стропила и лотосовые беседки». Решетку галереи, что окружала павильон, украшали кораллы. За много лет на них наросли зеленые водоросли, образовав причудливый узор, напоминавший древние письмена на бронзовых сосудах.

В павильоне сидели два человека. У одного на голове была повязка в стиле «гора Тайхуа», у другого – в модном стиле «озеро Дунтин». У первого было бледное лицо, алые губы, тонкие брови и белоснежные зубы, и, если бы не повязка, он выглядел бы точь-в-точь как Танский монах. Сунь Укун и удивился, и обрадовался. «Человек с повязкой в стиле „гора Тайхуа“, без сомнения, мой учитель, – решил он. – Но зачем он надел эту повязку? Неужто он думал, что Владыка Маленькой Луны примет его за свирепое чудище?»

Сунь Укун топтался в нерешительности, не зная, как ему поступить. Казалось, в мыслях у него был какой-то узелок, который он никак не мог развязать. Он уже собрался выйти из своего укрытия и увести учителя, но в последнее мгновение подумал: «А что, если сердце учителя поддалось соблазнам? Тогда незачем идти на Запад». Так он и остался стоять за холмом и все напрягал зрение и слух, пытаясь определить, вправду ли перед ним его учитель. Он услышал, как человек, носивший повязку в стиле «озеро Дунтин», сказал своему собеседнику:

– Как прекрасны облака на вечерней заре! Почтенный Чэнь, давайте немного прогуляемся.

– Прошу вас быть моим провожатым, Владыка Маленькой Луны, – ответил Танский монах.

Взявшись за руки, они прошли в Беседку Желанной Капели. Там лежало несколько свитков с картинами прославленных мастеров, и в стороне – один поменьше, со стихом, начертанным зеленой тушью:

Зеленые горы

   лежат ожерельем,

Поток белопенный

   пронзает сердце.

Где же приют

   Нефритовой Девы?

Небесный простор

   да белые тучи.

Танский монах и Владыка Маленькой Луны прошлись еще немного и вдруг услыхали голоса, доносившиеся из бамбуковой рощи. Танский монах оперся на перила галереи и прислушался. Порыв ветра донес до него слова песни:

Лунный серп с небес озаряет

   гору, равнину, море.

Где-то царят радость и счастье,

   где-то – печаль и горе.

Кто-то в постели спит, опустивши

   тонкий нефритовый полог,

Кто-то дождливою ночью в лодке —

   путь и труден и долог.

В полночь девушка взбивала,

   все взбивала одеяло:

«Почему ты вдруг уходишь?

   Вместе мы побыли мало!

Если завтра в третью стражу

   о свидании забудешь,

Срежу уток-неразлучниц

   с расписного одеяла!»

Услышав эту песню, Танский монах уронил голову на грудь, и из глаз его ручьем потекли слезы.

– Почтенный Чэнь, вы уже много времени провели в странствиях вдали от родного дома, – сказал Владыка Маленькой Луны. – Немудрено, что эта песня повергла вас в печаль. Давайте зайдем в Башню, Пронзающую Небеса, и послушаем, как поют девушки.

Через некоторое время они вышли из Беседки Желанной Капели и пропали из виду. А знаете, почему они исчезли? Оказывается, между Павильоном Плачущих Уток и Башней, Пронзающей Небеса, тянулась целая тысяча строений. Куда ни посмотришь – всюду гирлянды цветов обвивали там карнизы крыш, тысячи плакучих ив и тунговых деревьев высотой в сто саженей склонялись над петляющими дорожками. Танский монах и Владыка Маленькой Луны шли по дорожкам сада, скрытые густой зеленью деревьев, и Сунь