Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева

Но Байматов — это не спасательный круг. Это якорь. И он меня на дно утаскивает.

Обхватывает сильнее, его ладони, горячие и настойчивые, прожигают через толстую махровую ткань халата, а губы, такие наглые, такие опытные, с ума сводят. Он порабощает меня, выпивает досуха, лишает воздуха и соображения.

Это вообще не похоже на наш с ним первый поцелуй, хотя тот казался мне развратней самого развратного. И никакого сравнения с поцелуями Натана!

Именно мысль о Натане, о том, что с ним я совсем другое испытывала, заставляет прийти в себя хоть чуть-чуть.

И изо всех сил ударить сжатыми кулаками в каменную грудь Байматова.

Конечно, это совершенно бесполезно, все равно что по стене лупить, но он, на удивление останавливается.

Не сразу, далеко не сразу!

Но тормозит, слава Всевышнему!

Тяжело дышит, неосознанно подтягивая меня все ближе и ближе к себе, заставляя на цыпочки подняться.

Едва дышу от ужаса.

Чувствую, как губы его уже мягко скользят по моим, не захватывая, не устанавливая свое право на меня, а словно обещая, нежно-нежно. И до безумия горячо.

А ужас во мне — совсем не от поцелуя Байматова. От его поцелуя — лишь дрожь по телу и темнота в глазах.

Ужас — от того, как я на это все реагирую. Как чувствую его, захватчика, бессовестного демона, никого и ничего не видящего вокруг.

Потому что неправильно я чувствую.

Неправильно!

Ненавидеть должна! Омерзение испытывать! Он же меня… Он словно в свою похоть, в свое безумие окунает!

Натан только целовал, это было волнительно и нежно…

А Байматов — захватывает! Голову отключает! Делает меня доступной и пошлой! Это неправильно!

— От… пусти-и-и… — из последних сил шепчу я и снова бью его кулаками по груди.

Сбоку доносится тихое напряженное рычание. Айрик, похоже, понял, что что-то не то происходит между мной и ночным гостем.

И предупреждает, что готов вмешаться, несмотря на то, что Байматов неведомым образом нашел к нему подход.

Байматов отпускает, отходит в сторону, и я, не удержавшись на ногах, пытаюсь сползти по двери вниз.

Данияр тут же подхватывает на руки и несет к кровати.

Айрик взволнованно следует за нами, самовольно запрыгивает на кровать и укладывается, пролезая между мной и Байматовым.

Бессильно обнимаю своего защитника, словно пытаясь найти в нем энергию, до самого донышка выцелованную Данияром.

Он… Вампир… Наверно, вампир. Он меня совсем обессилил…

Байматов пытается поправить мне волосы, чтоб лицо открыть, но Айрик снова рычит. И зубами щелкает.

Похоже, он все-таки верно оценил обстановку и теперь не подпустит ко мне Данияра, если, конечно, я не разрешу.

А я не разрешу! Нет!

— Мадина… — Данияр, поняв, что больше ему ничего тут не светит, кроме разговора с полу трупом на кровати, благоразумно отходит в сторону, смотрит на меня, в глазах — сожаление и… жажда.

Да, теперь я знаю, как назвать то странное выражение в его взгляде, которое постоянно появлялось, когда он смотрел на меня.

Жажда. Желание. Похоть.

Всевышний…

У меня все внутри отзывается на этот его безмолвный призыв!

Байматов — демон искушения во плоти!

Он показал мне, как может быть с ним, что он может сделать со мной. Показал и заставил испытать то темное, ужасное влечение, о котором я и не думала никогда. В книгах читала, в классике… И не верила. Осуждала всегда героинь романов, которые бросались в это черное чувство, сходили с ума… И погибали потом. Сами виноваты. Только сами. Цельная, правильная девушка никогда себе такого не позволит…

Получается, что я… Такая же?

Просто не знала об этом?

Или это Байматов такой?

— Уходи же… — у меня нет сил выгонять его, цепляюсь за жесткую шкуру своего защитника, словно за последнюю соломинку, способную удержать. — Уходи… Не хочу тебя… Видеть…

— Хочешь, Мадина, — говорит Данияр, — хочешь. Если бы не хотела, не позволила бы… И я тебя хочу. Давно хочу. Я как с ума сошел, когда увидел… Я говорил тебе…

— Не помню… Не хочу слушать…

— Я уйду сейчас. С тобой все в порядке, это хорошо. Я боялся, что тебя тут… заперли. И обижают…

Пытаюсь закрыть глаза, отвернуться. Айрик взволнованно дышит, вывалив язык и переводя взгляд с меня на Данияра.

— Я дам тебе время, Мадина. Привыкнуть. Я не буду настаивать на скорой свадьбе. Мы будем встречаться. И ты узнаешь меня. А я — тебя.

— Нет… Раньше надо было…

— А раньше я не мог. Ты не пускала. Боялась. А я… — он садится на кресло, стискивает руки в кулаки, и я отчетливо вижу белые костяшки его пальцев, — я — дурак. Сам себя перемудрил… А потом мне сказали, что ты… Звонишь кому-то… И называешь его “милый”... — он замолкает на мгновение, сильней стискивая кулаки, — я обезумел. И наговорил глупостей… При друзьях… Я их не оправдываю. И себя тоже. Они сделали это, не посоветовавшись со мной, а я… Я просто воспользовался ситуацией. Решил… Что это будет правильно. Значит, так надо, раз случилось. Мадина… Поверь, ты не пожалеешь…

— Я уже жалею… — голос мой звучит глухо, безэмоционально. Под стать моему внутреннему состоянию. — Я жалею, что сюда приехала. И что тебе на глаза попалась. За что мне это?

— Мадина…

— Уходи же… Мне плохо. Я хочу поспать. Уходи, не мучай больше.

— Мы завтра поговорим.

— Нет. Я не буду с тобой говорить. И если подойдешь ко мне в универе, я при всех тебе еще раз откажу. Опозорю. Мало тебе позора от меня? Будет больше.

Больше я ничего не произношу, и Данияр, помедлив чуть-чуть, молча встает и так же молча исчезает за балконной дверью.

А я смотрю в темное окно, на низкую луну.

Глажу бездумно Айрика, с тихим утомленным ворчанием уложившего длинноносую мордочку на покрывало и нервно дергающего ушами.

А в жилах горит и горит разбуженная непрошенным бесцеремонным поцелуем кровь, напоминая, что я — совсем не правильная девушка. И зря я осуждала тех