Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

Мирная христианская кончина моей возлюбленной последовала с 22-го (это было Фомино воскресенье) на 23-е число сего апреля в 12-м часу ночи, а погребение совершено 25-го числа. Впоследствии сообщу подробности сего печального события.

Дражайшие мои родные! видимый союз, которым я столь тесно связан был с дражайшею моею половиною и который по необходимости разделял меня с вами, теперь расторгнут рукою смерти (хотя внутренняя духовная связь еще более между нами укрепилась: ибо любы, по слову Писания, николиже отпадает). Итак, мое сердце снова обращается к вам, мои родные! снова воспламеняется прежнею любовью и усердием к вам. Прошу покорно не отвергнуть меня грустного, безотрадного страдальца; утешьте меня прежнею приветливою ласкою; почтите хоть одною слезою память усопшей, а обо мне, несчастном, помолите Бога, да укрепит Своею всесильною благодатию мою слабую веру, и да утвердится навсегда в моем сердце спасительный страх Божий.

О, если бы Господь вложил вам благую мысль посетить меня, горького, настоящею весною! Какая была бы для меня отрада, какое утешение! И в ожидании сего сладостного утешения остаюсь с истинною к вам любовию».

На мое приглашение поспешили приехать и утешить меня мои ближайшие родные – зять Василий Александрович и сестра Марья Михайловна. Они пробыли у меня в половине мая несколько дней.

В последних числах мая писал мне из погоста Архангельского, близ Шуи, дальний родственник и товарищ по семинарии священник Иван Макарыч Фортунатов и выражал искреннее соболезнование о моем горе.

В ответ на это писал я ему от 3-го июня:

«Чем неожиданнее письмо Ваше, тем более обязывает меня к благодарности. Благодарю, усердно благодарю Вас за искреннее, живое участие в моем злополучии. Да, любезный друг мой! Провидению угодно было возложить и на меня тот тяжкий крест, который несете Вы сами. Нужно ли описывать Вам, что я чувствовал и что теперь чувствую, лишившись милой бесценной подруги? Ваше сердце гораздо красноречивее всех моих слов изобразит ту скорбь, которая от времени до времени потрясает все существо мое. Впрочем, Вы имеете еще на земле отраду в юном плоде Вашей супружеской любви; я лишен и сего последнего утешения. Был и у нас малютка сын, но неумолимая смерть, назад тому ровно год, похитила его из рук наших уже на втором году его жизни. Если бы не любовь к книгам, не постоянное развлечение по обязанности службы, а всего более если бы не святая вера и совершенная преданность в волю Божию охраняла меня, я и не знаю, что было бы со мною в настоящем грустном положении.

Любопытствуете насчет болезни усопшей? Главною причиною ее болезни – жестокая простуда, случившаяся с нею в октябре прошедшего года. Вследствие простуды открылся сильный сухой кашель; кашель, наконец, произвел, по признанию врачей, чахотку; а затем – преждевременная смерть. Истощены были все земные пособия, но ничто не возвратило потерянного здоровья».

После того как постигло меня семейное горе, я стал размышлять сам с собою и обращался за советами к другим, что мне делать и как устроить дальнейшую мою судьбу. Мне представлялось три пути: или оставаться на настоящем своем месте, или идти в монастырь, или, наконец, поступить в академию. Но все эти пути представляли для меня и немаловажные затруднения. Оставаться молодому одинокому вдовцу в мире, среди соблазнов и искушений, – небезопасно; идти в монастырь – боялся праздности и скуки; более всего занимала меня мысль об академии, но устрашала сидячая там жизнь, при довольно расстроенном уже здоровье.

Среди этого раздумья и колебаний я обратился за советом к моему доброму, хотя и отдаленному родственнику, отцу Василию Сапоровскому, который сам испытал, подобно мне, состояние вдовства. И вот какой совет получил от него в письме от 24-го августа:

«За краткое трогательное и вместе приятное письмо Ваше от 21-го июля приношу чувствительнейшую благодарность. Оное прочитал я не один раз и судил о горестном Вашем положении, потому наиболее, что этот крест понес сам с юности. Слава всеблагому Богу, что доселе под оным не изнемогаю. Правда, и теперь много предстоит неприятностей; не столько борют тебя страсти, сколько внешние недоброжелатели, так что и ближние мои отдалече мне сташа, говорят о погибели моей и о коварствах помышляют всякий день… Не даром поют: Ах! скучно одинокому и дереву расти; так тошно, грустно молодцу без милой жизнь вести.

Так! В рассуждении будущей судьбы своей Вам нужно подумать и подумать, как советовал мне старинный друг, преосвященнейший Аркадий[15], не день и не неделю. Одни убеждают Вас держаться на своем месте, на что и Ваше есть собственное желание; другие советуют вступить в академию; наконец, большая часть думают без зачета забрить Вас в монахи. Не знаю, какой мне дать Вам совет полезнее. Академия может принести еще более забот и беспокойств, расстроить совершенно Ваше слабое здоровье, а польза за горами; там учености много и премного и без нас, грешных. Хорошо держаться и на своем месте, но трудно и мудрено в нынешний коловратный век с сих лет и в городе. В каждый день, на каждом шагу должны сражаться, не говорю – с духами злобы поднебесной, но с пресмыкающимися тварями – клеветниками братии нашей. Притом и самый мир сей не есть ли уда, уловляющая приманкою благ и удовольствий не только грешников, даже праведников! Бывают такие случаи, что без намерения попадешься в сети и понапрасну получишь укоризну. Тогда мирского мученика увенчают не лаврами, а венцом терновым. По моему мнению, не лучше ли оставить мир, доколе не очень с миром содружились; посвятить себя на служение Богу, доколе дух Ваш бодр, страсти смирны, телесные силы здравы.

Вы устрашаетесь праздной монастырской жизни, жизни среди убогой по всем отношениям братии, как случается видеть в наших обыкновенных монастырях. Нельзя сказать, чтоб и в обыкновенных монастырях не было занятий, особенно для любящих трудолюбие. Кроме хождения к службам церковным и трудов монастырских, много остается времени на духовные упражнения. Здесь-то, в уединенной келии, и предаться Богомыслию и молитве; здесь-то, кажется, и духовная академия, наставником в оной Дух святый, а собеседники – Ангелы. Ныне потому братия по всем отношениям убога, что каждый входит в монастырь или поневоле, или по необходимости, подобно блудному сыну расточивши уже богатство и душевное и телесное. Благо мужу от юности взять ярем Господень – и