Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

14-го мая писал я в Иваново зятю и сестре:

«Сообщаю вам о себе новость, впрочем, такую, которая, в сущности, не слишком много заключает в себе нового. В последнем письме к вам, если только вы получили его, извещал я, что участь моя так или иначе должна определиться скоро; и определилась. Роковой май настал; я должен был окончательно решиться на одно из двух: или оставаться при настоящем положении, или однажды навсегда оставить родной Муром». И далее, сообщив и им о своем намерении поступить в академию, изменившемся потом под влиянием убеждений и просьб тещи в видах поддержания сиротствующего семейства ее, о потребности терпения в положении молодого вдовца-священника, каковым остаться я уже решил было тогда, продолжал:

«Впрочем, с переменою обстоятельств, быть может, переменятся и мои настоящие расположения. Человек яко трость, ветром колеблемая: сегодня думает так, завтра совсем иначе; к тому сегодня расположен, к тому завтра имеет отвращение. Конечно, по слову Божию, никтоже возложь руку на рало и обращся вспять, управлен есть в царствие Божие; решившись посвятить себя на служение ближним, не надобно колебаться, хотя бы довелось и потерпеть что-нибудь: куда деваться от неприятностей? На земле нигде нет истинного спокойствия.

После постоянной годовой грусти и многих других случайных неприятностей крайне хотелось бы хотя несколько часов провести в кругу моих родных, подышать, так сказать, простою сельскою жизнью; городская церемонная жизнь до крайности наскучила. Признаюсь вам, среди довольно обширного круга родных и знакомых я не имею ни одного искреннего друга, с которым бы в часы радости и печали мог делиться взаимными чувствами. Правда, многие являются с своим ко мне усердием; но ни к кому я не могу иметь полного доверия. Как дорого заплатил бы за то, чтобы иметь при себе если не постоянно, по крайней мере, сколько можно чаще кого-нибудь из вас, добрых моих родных! Но делать нечего – надобно покориться судьбам Вышнего, лишившего меня сей драгоценной возможности. Благодарю Бога, что Он даровал мне по крайней мере ту возможность, чтобы я изливал пред вами сердечные чувства в сих мертвых строках.

Просить вас о вторичном посещении меня, не заплативши вам, как выражаются ныне в модном свете, визита, совестно; посоветуйте, по крайней мере, кому-нибудь из родных навестить меня, грустного и одинокого брата вашего…»

«…Матушка-теща убедительно просит меня остаться при ее сиротствующем семействе в той уверенности, что я могу быть полезным для него; и я готов был бы пожертвовать всеми личными выгодами благополучию сирот, если бы это вполне зависело от моей воли; но могу ли я предложить им свои услуги, а тем более обещать продолжительное покровительство без воли моего архипастыря? Быть может, преосвященнейшему угодно будет дать семейству вместо меня другого приставника; ибо из 4-х дочерей моей тещи одна уже невеста; между тем я, опустивши благоприятный случай для поступления в академию, после принужден буду раскаиваться.

После долговременного колебания и раздумья я решаюсь, наконец, по Вашему совету, вступить на поприще академического образования».

1 июня, согласно наставлению моего почтенного благожелателя М. И. Соколова, отправил я во Владимир на имя высокопреосвященнейшего архиепископа Парфения прошение следующего содержания:

«По причине вдовства моего и по особенной склонности к наукам, я имею желание поступить для дальнейшего образования в Московскую духовную академию…»

2-го писал мне из Переславля-Залесского настоятель Никитского монастыря, архимандрит Нифонт, бывший смотритель Муромского уездного училища: «Ваше благословение, будущее высокопреподобие! Батюшко отец Иван Михайлович! Я, окаянный Нифонт, наверно, еще незабвенный тобою, 26-го и 27-го числа истекшего июня был в Лавре пешеходя и отцом ректором и инспектором был отечески принят и получил от обоих по подарку. О. инспектор казал мне письма о. ректора Поликарпа, коим просит он академическое правление принять тебя в академию для образования дальнейшего, – и к великому моему удовольствию, сколько мог доброго знать и знал, все высказал ему о тебе – и он рад, что такого ученика им Господь посылает. Бумагу о вызове тебя на экзамен к Владимирскому отцу ректору уже, как сказал о. инспектор, послали. Дай, Господи, тебе преуспеяние и сугубое излияние благодати Господней!»

9-го числа писал я к своему бывшему наставнику и покровителю, преподавателю Вифанской семинарии Я. И. Владыкину: «…Вседержавному Промыслу угодно было испытать меня на заре счастия самым тяжким искушением: я лишился в апреле минувшего года единственного в жизни друга – жены… Что в таком случае прикажете делать? Оставаться в том же положении, при тех же должностях? Семейные обстоятельства не благоприятствуют; я живу с тещей, у которой восемь человек детей; из них одна дочь уже невеста; притом юному вдовцу проводить жизнь среди мирских соблазнов и искушений не совсем-то безопасно. Посвятить себя прямо монашеской жизни? Но праздная монастырская жизнь устрашает меня: я привык к постоянной деятельности. После долговременного колебания и раздумья, по совету благонамеренных людей и соизволению архипастыря, я решился наконец вступить на поприще дальнейшего академического образования, разумеется, имея главным основанием особенную склонность к наукам, а прямою целью то, чтобы обезопасить себя на будущее время получением такой должности, которая бы соответствовала моим наклонностям. Конечно, и здесь предвидятся для меня немалые затруднения: но дело уже кончено; участь моя вполовину уже решена. Семинарское правление, вследствие моей просьбы, исходатайствовало мне у академического начальства дозволение явиться к приемному испытанию. В первых числах августа я предполагаю быть в Лавре. Но как здесь я не имею знакомых никого, кроме Вас, то и осмеливаюсь заблаговременно обратиться с покорнейшею просьбою к Вам как одному из благосклоннейших моих доброжелателей и наставников. Не лишите меня Вашего покровительства и руководства по крайней мере на первых шагах моего нового поприща. Все Ваши советы и внушения в точности будут исполняемы мною»

20-го числа писал я к родным в Иваново:

«Сообщаю, или лучше сказать, возобновляю вам прежнюю новость касательно устроения моего жребия. В последнем письме, кажется, я писал вам, что с переменою обстоятельств, быть может, изменятся мои намерения. Так и случилось: обстоятельства переменились; изменился и мой образ мыслей. Что прежде удерживало меня, то же самое теперь побудило меня решиться оставить Муром. Да, я пишу вам из Мурома, может быть, в последний раз. В конце настоящего месяца я отправляюсь в Сергиевскую Лавру: ибо я получил уже дозволение явиться к приемному испытанию в Московскую духовную академию. Как это произошло, я вам кратко объясню. Опасаясь решиться на что бы то ни было сам собою, я писал к отцу ректору семинарии письмо с тем, чтобы он, объяснив мои обстоятельства преосвященному, испросил у него архипастырского совета,