История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

будут в Даунсе с принцем. На море, однако, установился ночью столь мертвый штиль, что уплыли они совсем недалеко, а на утро обнаружили, что их преследует семь или восемь фрегатов из Остенде. Коротко говоря, их захватили в плен, дочиста ограбили (общие их потери деньгами и драгоценностями оказались очень велики) и отправили в Остенде. Там, хотя их немедленно отпустили, им пришлось задержаться на много дней — не без некоторых надежд, внушенных испанским комендантом и лордами Адмиралтейства, щедро пообещавших им полное возмещение потерянного. Но поскольку заверения эти остались без последствий — флибустьеры, народ дикий и жестокий, не признавали над собой ничьей власти — то лорд Коттингтон и канцлер Казначейства нашли способ уведомить принца обо всем, с ними приключившимся, и сообщить, что они будут ждать его приказаний во Флиссингене. Туда они добрались вполне благополучно, больше не подвергая себя опасности путешествия морем.

Несколько дней спустя принц послал за ними во Флиссинген фрегат из Даунса. Сев на него, они провели в море всю ночь, но утром сильный ветер погнал судно назад, и им пришлось идти в Миддлсбург. После месячного пребывания в этих краях и многих попыток выйти в море они получили от принца распоряжение ждать его в Голландии. Туда он решил отправиться, как только к нему на флот прибыл из Шотландии граф Лодердейл и вручил похожее на приказ приглашение немедленно направиться в шотландскую армию, только что вступившую в Англию. По этим причинам лорд Коттингтон и канцлер Казначейства явились к принцу лишь на другой день после того, как сам он, оставив флот в Гельветслюйсе, прибыл в Гаагу.

Штаты встретили принца со всеми внешними знаками уважения и в течение четырех или пяти дней подряд потчевали его за свой счет в ратуше. Каждую ночь Его Высочество проводил во дворце, также принадлежавшем Штатам, где жили принц Оранский с принцессой и где Его Королевскому Высочеству и герцогу Йорку отвели великолепные покои. По прошествии нескольких дней принц и герцог стали обедать в обществе принцессы — сам принц Оранский, по обычаю, держал свой стол открытым для депутатов Штатов, офицеров армии и прочих важных особ, часто пользовавшихся его гостеприимством.

Двор принца был раздираем жестокими раздорами и несогласиями, и два новых советника быстро это заметили. Они также поняли, наблюдая сильнейшие страсти, владевшие придворными, и крайнее непостоянство их настроений, что им самим не удастся надолго сохранить ту высокую репутацию, коей, насколько можно было судить, они пользовались теперь в глазах каждого, и предвидели, что уже в ближайшее время на них, словно вооруженный враг, обрушится жестокая необходимость, которая расстроит и разрушит все их планы. Уже в самый момент их прибытия в Гаагу пришло роковое известие о поражении шотландской армии, которое должно было свести на нет все их прежние меры и сделать положение принца и всего королевства плачевным, а его родителя-короля — совершенно безнадежным.

Слух об этом поражении дошел до Гааги на другой день после появления там принца — но без особых подробностей, так что ни узнать истинные размеры катастрофы, ни ясно себе представить все трагические ее последствия никто еще не мог. Назначив заседание своего совета на следующее же утро по прибытии в Гаагу лорда Коттингтона и канцлера Казначейства, Его Высочество сообщил его членам о доставленном ему лордом Лодердейлом послании шотландского Парламента, и о том, что даже теперь, когда стало известно о разгроме Гамилтона, Лодердейл по-прежнему настаивает на его немедленном отъезде в шотландскую армию.

Его Высочество почел за нужное, чтобы граф сообщил о порученном ему деле на заседании совета, а потому за ним послали и, дабы выказать всяческое уважение к Парламенту Шотландии, дозволили занять место за столом в особом кресле. Вначале граф зачитал полномочие, предоставленное ему Парламентом, а затем — письмо Парламента к принцу. В этом послании, после чрезвычайно пышных и пространных уверений в великой своей преданности, Парламент сообщал Его Высочеству, что, в согласии с данным его родителем-королем обещанием, ему следует со всевозможной поспешностью отправиться в путь собственной августейшей особой, дабы лично встать во главе шотландской армии и с ее помощью добиваться освобождения своего отца.

Граф также показал свои инструкции, согласно коим ни одному из капелланов принца не дозволялось его сопровождать и предписывалось принять строгие меры к тому, чтобы при особе Его Высочества состояли отныне лишь люди благочестивые; в частности, принцу Руперту, канцлеру Казначейства и еще нескольким лицам запрещалось ехать с ним в шотландскую армию. После оглашения этих пунктов и пространных рассуждений о них граф потребовал, притом весьма настоятельно и ни словом не упомянув о случившемся с шотландской армией в Англии (хотя не мог не иметь на сей счет подробных сведений), чтобы принц, не теряя времени, отправлялся в путь. Всего этого он домогался дерзко и высокомерно, как будто шотландская армия одержала победу.

Однако и состояние Шотландии, и влияние Аргайла — который теперь, благодаря полному разгрому противной партии, должен был стать как никогда прежде могущественным, — были хорошо известны, а потому все беспристрастные люди сочли, что предложения графа нелепы и что принимать их нельзя. А пришедшие из Лондона вести о том, что Кромвель со всей своей армией вступил в пределы Шотландии, могли лишь укрепить всякого честного человека в этом мнении. И уже спустя несколько дней граф, казалось, больше думал о том, как бы ему самому поскорее отправиться в Шотландию, где его собственные интересы находились теперь под угрозой, нежели о том, как бы склонить к столь рискованной поездке принца. Проведя еще несколько недель в Гааге и получив от своих друзей в Шотландии известия о тамошних делах, граф возвратился на родину тем же судном, которое доставило его оттуда — разгневанный и озлобленный на членов состоявшего при особе принца совета ничуть не меньше, чем на самого Кромвеля.

Глава XXVIII

(1648)

Сокрушительный разгром шотландской армии под Престоном, хотя его и не считали полным поражением всей армии — ведь добрые две трети ее, не участвовавшие в сражении, сумели убраться восвояси — расстроили и разрушили большую часть (уже весьма энергично осуществлявшихся) планов набора в северных графствах сторонников короля, коих предполагалось затем объединить для совместных действий под началом сэра Мармадьюка Лангдейла. Сэр Томас Тилдсли (состоятельный джентльмен, доблестно служивший королю с самого начала войны) осадил с отрядом англичан ланкастерский замок и почти принудил его к сдаче, когда пришло известие о престонской катастрофе. По этой причине он отказался от своего замысла