Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

насилия. Однако серийные убийцы с длинным списком жертв, как правило, используют неконфронтационные приемы, например отравляют пациентов в больницах или отключают их от систем жизнеобеспечения [Hickey 2002]. Это вновь подтверждает тезис о том, что неконфронтационное насилие совершать легче всего.

21

Киллер по кличке Тони Грек имел средний рост и весил 160 фунтов [72,5 килограмма]; Джоуи был чуть ниже среднего роста, хотя и крепко сложенным; Харви Розенберг, он же Крис Димео, был ростом пять футов пять дюймов [165 сантиметров] и среднего телосложения; Рой Димео был сильным, но пузатым и неатлетичным; Джоуи Галло, который в 1957 году убил босса мафии Альберта Анастасиа, когда тот сидел в кресле парикмахера, а позже развязал войну с еще одной группировкой бандитов, был ростом пять футов семь дюймов и худощав. Джо Салливан по кличке Бешеный пес, на счету которого было более сотни убийств, а Тони Грек считал его лучшим в их ремесле, имел рост 5 футов 11 дюймов и вес 180 фунтов [180 сантиметров, 82 килограмма] (см.: [Hoffman, Headley 1992: xxii, 92, 96, 133, 154, 236; Fisher 2002: vii–viii, 198; Mustain, Capeci 1993: 2837]). Тони заодно занимался сбором долгов для ростовщиков мафии, иногда делая это в компании мужчины весом 300 фунтов, который пугал и избивал жертв, а также упоминает еще нескольких других подобных коллекторов весом от 245 до 300 фунтов [от 111 до 136 килограммов]. Однако подобные наемные «мускулы» отличаются от собственно наемных убийц: такие лица специализируются на промежуточных стадиях физического устрашения, к тому же криминальному бизнесу нужны постоянно платящие клиенты и работающие, а не мертвые сотрудники. По словам Джоуи, «в этом бизнесе почти каждый способен работать мускулами. Сила не так уж важна, хотя чем круче ты выглядишь, тем реже тебе приходится доказывать, насколько ты крут. Но помахать бейсбольной битой или железной трубой способен почти всякий» [Fisher 2002: 82].

22

Джоуи приводит аналогичное описание того, как загнал свою жертву в угол, чтобы убить ее из соображений мести: «Я чувствовал запах страха. Вы хоть когда-нибудь задумывались, почему животное нападает на того, кто его боится? Потому, что страх просто выливается из него, и появляется запах. Я видел его. Я чувствовал его запах» [Fisher 2002: 68].

23

Так выглядит одна из версий нагнетания гнева, мотивирующего к участию в схватке. Спортсмены (например, боксеры), а также тренеры в контактных видах спорта отыскивают в сделанном или сказанном их противником любые поводы, которые могут быть истолкованы в качестве оскорбления или неуважения, с целью разжечь гнев перед будущим поединком. Таким образом, специалисты в сфере насилия могут хранить воспоминания о прежних унижениях или намеренно затаивать обиду. Их «затянувшиеся обиды» не следует воспринимать просто как бессознательное подавление или обойденный стороной стыд, который вырывается наружу в виде ярости. Не приходится отрицать, что модель Шеффа [Scheff 1994] может работать прямолинейно, однако существуют и сложные версии самостоятельного управления эмоциями, в которых предшествующие эмоции сознательно используются как ресурс, чтобы получить преимущество в текущей конфронтации.

24

Такая реакция киллера может показаться проявлением моральной «отмороженности», но она совпадает с действиями немецкого пилота-аса Эрика Хартманна, который сбивал несколько советских самолетов во время вылета в три часа утра, возвращался на базу, чтобы немного подремать, и затем совершал еще один вылет в шесть утра, во время которого сбивал еще несколько самолетов противника (см.: www.acepilots.com, ср.: [Fisher 2002: 56, 63]).

25

Точно так же большинство людей плохо умеют лгать, поскольку не знают, как контролировать свои паралингвистические проявления, выдающие, что они говорят неправду. Но и тех немногих, кто преуспел во лжи, также обычно выдают микроскопические признаки на лице, которые Пол Экман [Ekman 1985: 76–79] называет «восторгом от надувательства» – проявлениями радости от того, что все сошло им с рук.

26

См.: [Fisher 2002: x; Hoffman, Headley 1992: xxv–xxvii]. Мой собственный информант, как оказалось, был глубокомысленным человеком с хорошо поставленной речью, более серьезным и не столь буйным в сравнении с обычными мужскими компаниями, собирающимися в барах.

27

Можно привести такой пример гомогамии дружбы по критерию профессионального ранга: ближайшим другом Тони Грека был Салливан – Бешеный пес – эта парочка была лучшими наемными убийцами в криминальном мире Нью-Йорка [Hoffman, Headley 1992: 263–264].

28

Во избежание распространенного недопонимания следует подчеркнуть, что организованная преступность не является каким-то единым бюрократическим организмом – она представляет собой сочетание нескольких рыхлых организационных форм. Ее превалирующей структурой выступает федерация вооруженных групп, чьи действия направлены на ограничение юрисдикционных споров и монополизацию территорий, либо присутствует мирный пакт между ними. На другом уровне находится бизнес организованной преступности, который регулярно обеспечивает нелегальные товары и услуги наподобие наркотиков, азартных игр, грабительского ростовщичества и автосервиса, – все это осуществляется не преступными семействами, а отдельными лицами, которые действуют под их покровительством. Американские мафиозные семейства, строго говоря, представляли собой нелегальные органы власти, организованные по принципу, который Макс Вебер назвал бы патримониализмом, и существовавшие помимо и сверх совокупности незаконных предприятий.

29

Из этого тезиса следует, что киллеры низкого пошиба менее компетентны: поскольку они не включены в плотную репутационную сеть, они получают меньше эмоциональной поддержки.

30

Джефф Гудвин [Goodwin 2006] определяет терроризм как нападение на лояльных гражданских лиц с целью ослабить их поддержку военных или политических властей либо добиться сплочения атакующей стороны для восстания – в последнем случае предполагается еще и поддержание собственного боевого духа за счет выразительной, пусть и локальной победы. Черты сходства с терроризмом имеет партизанская война – здесь также присутствует тайная подготовка к нападению, после которого партизаны снова становятся мирными жителями. Однако партизаны нападают на военные объекты, тогда как террористы атакуют гражданские цели; разница между ними состоит еще и в том, что тактика партизанских действий, как только наступает момент конфронтации с противником, обычно продолжительна (речь по меньшей мере идет о нескольких минутах или часах, тогда как на совершение террористических атак требуется несколько секунд), а эмоциональная поддержка конфронтации обычно сопоставима с действиями регулярных армий, когда небольшие группы действуют сообща. В силу различных способов преодоления конфронтационной напряженности/страха террористы и партизаны, вероятно, используют разные методы вербовки и имеют разные организационные