Машина смерти - Джин Мастейн

без глубокого погружения в «такую жизнь», и вот где он оказался через два года – на самом дне. На этот раз он оказывал содействие в подрыве живого человека, а не просто крыльца. С точки зрения же Нино и Роя, это был просто финальный шаг для принятия Доминика в клуб. Убийство было своего рода обрядом инициации.

Его сердце колотилось как бешеное. На углу он догнал Нино и сердито прошипел: «Какого черта, где Рой? Он чуть все не запорол!»

В этот же момент из ресторана появился Рой.

– Где ты на хрен пропадал? – накинулся на него Нино.

– Надо было убедиться, что парня здесь нет.

– Пошел к черту! Он обедает в «Уайт Касл». Он бывает только на игре – больше нигде. Из-за тебя какой-то чувак чуть не спалил Доминика.

Рой попытался спасти положение, попутно продемонстрировав свою силу:

– Так в чем проблема? Избавимся от него – и всё.

– Да пошел ты! Надо убираться отсюда.

Рою не понравился скрытый намек на то, что он повел себя как трус. Он, напротив, полагал, что действовал с умом. Глупо стоять у машины, пока кто-то внутри возится с гранатой. И вот он пытается помочь Нино разобраться с ситуацией, а взамен получает одно огорчение: «Ну кому понадобится соваться в эту машину? Это же Бруклин!»

Они отошли к дому Нино и встали у входа, ожидая взрыва.

В замки всех дверей машины, кроме водительской, Доминик вставил зубочистки, так что Говернара должен был открыть именно ее. К кнопке замка этой двери он прикрепил леску, а несколько рыболовных крючков на другом ее конце зацепил за кольцо гранаты. Он был уверен, что граната взорвется, но сомневался в том, что взрыв окажется смертельным. Граната была ударно-шоковой – это означало, что ее осколки не разлетятся во все стороны. Пластиковая оболочка ее заряда черного пороха[44] плавилась при взрыве. В замкнутом пространстве (например, в туннеле высоты 875) такой гранатой буквально можно было вынести мозги.

«Когда он откроет дверь, его накроет ударной волной, – пояснял Доминик Нино и Рою. – Ему либо сломает шею при ударе о потолок, либо просто вышибет наружу».

Граната была взята из арсенала Роя, который он прятал в подвале бара «Джемини Лаундж». Рой, заявлявший, что знает об оружии не меньше Доминика, убеждал всех, что она сработает. Все те восемнадцать месяцев, что они были знакомы, Рой частенько посмеивался над Домиником, его опытом ближнего боя и всей этой зеленоберетской чушью. Однажды он принялся напевать издевательскую песенку «Из покоев Монтесумы да к берегам Триполи…»[45]

«Рой, – укоризненно произнес Доминик, – это морпехи, а не сухопутные войска». При Доминике Рой никогда не упоминал о Чабби Демео.

О гранате Рой язвительно сказал: «Она сработает. Тут вам не там – здесь не Вьетнам!»

Около часа ночи, когда все было по-прежнему спокойно, Рой уехал к себе в Массапека-Парк – к валиуму и курительной трубке. Если бы налоговые инспекторы расспросили его соседей, то узнали бы, что в разное время он рассказывал им разные вещи: о том, что продавал подержанные машины, работал в строительной компании и занимался розничной продажей продуктов. Он никогда не упоминал Кредитный союз боро Бруклина, в котором теперь был президентом совета директоров, или о корпорации спортивной одежды S&C – бруклинской компании, где он числился сотрудником. Естественно, не упоминал он и о мафиозной семье Гамбино, в которую, к его глубокому сожалению, он все еще не был принят.

Оставшись наедине с Домиником, Нино сказал:

– Никогда не забывай о том, что сегодня сделал Рой.

– Такое не забудешь. Он меня подставил.

– Как говорят в армии, он оставил свой пост. Помни об этом.

Доминик вдруг ощутил, как по спине пробегает холодок – не столько от слов, сколько от непрошеной мысли: что, если Говернара не выйдет из клуба до утра? В квартале от них была государственная школа № 200. Дети пойдут туда как раз мимо них, подобно тому как в свое время и он сам, и Говернара ходили на занятия, махая по дороге рукой полицейским из «шесть-два». Получается, в этой суете организаторы убийства проявили непростительную беспечность.

Бывший разведчик напрягся: он знал, что произойдет дальше. В последнее время страшные образы со времен Вьетнамской войны все чаще проникали в его сознание. Одно из воспоминаний все время повторялось. Он видел, как собственными руками собирает разбросанные головы, кишки и конечности, и все это выскальзывает у него из рук. Стоя здесь, в темноте, рядом с Нино, он почувствовал, как его мысли переполняются этими оторванными частями тел, и опустился на ступени, чтобы не упасть в обморок.

– Все в порядке? – спросил Нино.

– Да, я просто немного устал.

– Я тоже. Пойду внутрь.

Оставшись один, Доминик решил не ложиться спать – и если к рассвету взрыв не прогремит, удалить гранату. С того момента, как он откроет дверь, у него будет четыре секунды, чтобы вернуть чеку обратно. Больше времени можно было выиграть в том случае, если разбить окно и проникнуть в машину, не открывая дверь; так или иначе, это было вполне выполнимо.

Бессонные ночи стали для Доминика привычными: в последнее время он часто видел кошмары. Один из них был о том, как артиллерийский снаряд пробивает в его груди дыру размером с баскетбольный мяч. Однажды он проснулся посреди ночи с такой болью в груди, что наутро направился в больницу, уверенный, что скоро умрет от сердечного приступа. Кошмары становились все более гнетущими, и несколько месяцев назад он наконец обратился за помощью в Министерство по делам ветеранов США.

Доктор выписал Доминику тот же препарат, который принимал Рой: валиум. В заключении он написал следующее:

Ветеран страдает эмоциональным расстройством в умеренной степени, которая может перейти в тяжелую, что является результатом участия в боях во Вьетнаме… Со времени демобилизации показывает сниженную продуктивность для его уровня интеллекта и качества деятельности в прошлом… Данный паттерн противоположен тому, который превалировал до участия в боевых действиях, когда пациент активно занимался спортом, возглавлял музыкальный коллектив и вел активную социальную жизнь… Его кошмары воспроизводят реальные события, участником которых он был.

«Посттравматическое стрессовое расстройство» – таким термином обозначалась та эмоциональная нестабильность, с которой столкнулись многие ветераны после возвращения домой, когда политики, расколовшиеся на несколько лагерей, низвели их до положения пешек, неудачников, а то и вовсе откровенных негодяев. Доминик не видел связи между стрессом, который он переживал, и своей работой на Нино. Ведь даже ветераны, которые занимались с бойскаутами, страдали от подобных симптомов. Просто