Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

поведения, которого они ждали и требовали от своих подчиненных. Проявленный Гнаде беспричинный и чудовищный садизм был лишь одним примером его представлений о том, как должны проводиться подобные акции, но вскоре таких примеров стало больше. После казни Гнаде и эсэсовец, командовавший травниковцами, все еще пьяные, встретили на школьном дворе в Ломазах Тони Бентхайма, и Гнаде спросил: «Ну и сколько евреев ты застрелил?» Когда гауптвахмистр ответил, что ни одного, Гнаде презрительно бросил: «Другого я и не ждал. В конце концов, ты же католик»{227}. С таким командиром и с такими «помощниками», как травниковцы, полицейские из 2-й роты сделали в Ломазах важный шаг на пути превращения в закоренелых убийц.

Глава 10

Августовские депортации в Треблинку

Ломазы – небольшой населенный пункт, отстоящий далеко от железной дороги. К июню 1942 года там собралось много евреев, но вывезти их оттуда было сложно. Это и стало причиной массовой казни 17 августа. Однако же большая часть евреев с севера округа Люблин проживала в городках Радзынь, Лукув, Парчев и Мендзыжец, имевших железнодорожное сообщение. Поэтому в рамках реализации «окончательного решения» 101-й резервный полицейский батальон направили на зачистку гетто и депортацию евреев в лагерь смерти Треблинка, находившийся примерно в 110 километрах к северу от Радзыня, где размещался штаб батальона.

Первый поезд в Треблинку выехал из Варшавы вечером 22 июля 1942 года и прибыл в лагерь смерти утром следующего дня. С этого момента перевозка евреев из самой Варшавы и округа Варшава происходила ежедневно. В промежуток с 5 по 24 августа в Треблинку было также доставлено около 30 000 евреев из Радома и Кельце. Лагерь смерти работал уже на пределе, но нетерпеливый Глобочник принял решение о начале депортаций и с севера округа Люблин. Первыми жертвами стали евреи Парчева и Мендзыжеца, городков, находившихся в самом центре сектора, где действовал 101-й резервный батальон.

В Парчеве разместился 3-й взвод 2-й роты под командованием Штайнмеца (за исключением группы Бекемайера, которую откомандировали в Ломазы). В еврейском квартале Парчева, который не был огорожен колючей проволокой или стеной, проживало более 5000 человек. Однако отсутствие ограждения не означало, что местная еврейская община не подверглась дискриминации и унижениям со стороны немецких оккупационных властей. Как вспоминал Штайнмец, еще до прибытия полицейских в город главная улица была вымощена надгробиями с еврейского кладбища{228}. В начале августа от трех до пяти сотен парчевских евреев погрузили в конные подводы и под охраной полиции вывезли на пять или шесть километров в лес. Там их передали в распоряжение группы эсэсовцев. Полицейские уехали еще до того, как раздались выстрелы, и судьба этих евреев осталась им неизвестна{229}.

В городе прошел слух, что предстоит гораздо более массовая депортация, и многие евреи бежали в леса{230}. Однако большая их часть по-прежнему находилась в Парчеве, когда рано утром 19 августа, всего через два дня после карательной акции в Ломазах, туда прибыли полицейские 1-й и 2-й рот 101-го резервного полицейского батальона вместе с подразделением «хиви». Трапп сообщил подчиненным, что евреев нужно доставить на железнодорожную станцию, расположенную в двух-трех километрах от города. Не прямо, но и недвусмысленно он дал понять, что старых и слабых, неспособных самостоятельно дойти до станции, и в этот раз надлежит расстреливать на месте{231}.

2-я рота встала в оцепление, а 1-я провела облаву в еврейском квартале{232}. К полудню от рынка в направлении железнодорожной станции выдвинулась длинная колонна. В тот день было депортировано около 3000 проживавших в Парчеве евреев. Через несколько дней операция повторилась, но уже без участия «хиви», и остававшиеся в городе 2000 евреев были также отправлены в Треблинку{233}.

У полицейских депортации из Парчева не оставили особо ярких воспоминаний. Все прошло гладко, стрелять пришлось мало, а участие «хиви» в первой акции, похоже, не сопровождалось обычным для них пьянством и жестокостью. Их даже не посчитали нужным привлечь ко второй депортации – предположительно потому, что предстояло совсем немного «грязной работы». Полицейские не могли знать наверняка, куда отправляют евреев и что собираются с ними сделать, но «всем было ясно, – как признался Генрих Штайнмец, – что для евреев эти депортации означали смерть. Мы догадывались, что их убьют в каком-нибудь лагере»{234}. Избежав прямого участия в убийствах, полицейские 101-го резервного батальона, по всей видимости, не сильно переживали о дальнейшей судьбе этих евреев, хотя количество жертв депортаций из Парчева было больше, чем в Юзефуве и Ломазах, вместе взятых. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. И действительно, для некоторых полицейских из взвода Штайнмеца самым ярким воспоминанием было то, как их поставили в охранение на болотистом лугу к северу от Парчева, где они и простояли весь день с мокрыми ногами{235}.

Гораздо более запоминающимся событием для 101-го резервного полицейского батальона стала депортация 11 000 евреев из Мендзыжеца в Треблинку 25–26 августа{236}. В августе 1942 года Мендзыжец был самым крупным гетто Радзыньского района. Здесь проживало более 12 000 евреев, притом что в Лукуве их было 10 000, а в самом городе Радзынь – всего 6000. В июне 1942 года гетто на территории округа Люблин были выведены из-под управления гражданских властей и переданы в ведение СС. Отныне их судьбу решали люди, присланные из Радзыньского отделения полиции безопасности{237}.

Подобно Избице и Пяскам на юге округа Люблин, Мендзыжец стал «транзитным» гетто, куда собирали евреев с прилегающих территорий для последующей отправки в Треблинку. Чтобы принимать все новые партии депортируемых, гетто в Мендзыжеце нужно было периодически освобождать от проживающих. Первая и самая крупная такая «чистка» состоялась 25–26 августа в ходе совместной акции, в которой принимали участие 1-я рота, 3-й взвод 2-й роты и 1-й взвод 3-й роты 101-го резервного полицейского батальона, а также отряд «хиви» и полиция безопасности Радзыня{238}.

После того как в конце июля штаб батальона был переведен из Билгорая в Радзынь, полицейских 1-й роты разместили там же и, кроме того, в Коцке, Лукуве и Комарувке. Помимо них, в Радзыньском районе находился 1-й взвод 3-й роты (в городе Чемерники) и 3-й взвод 2-й роты (в Парчеве). Эти пять взводов были мобилизованы для участия в акции в Мендзыжеце. Часть полицейских прибыла туда еще ночью 24 августа (в том числе подразделение, сопровождавшее подводы с дополнительной партией евреев){239}. Большинство же под руководством гауптвахмистра Каммера собралось в Радзыне ранним утром 25 августа. Первоначальное отсутствие капитана Волауфа разъяснилось, когда колонна грузовиков остановилась у занимаемого им дома на выезде из города.