Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

по себе сопровождался насилием, без которого невозможно было бы загнать людей в поезда смерти, а также убийством тех, кто не мог самостоятельно дойти до места погрузки, такие акции, как правило, проводились совместными силами 101-го резервного полицейского батальона и травниковцев – прошедших подготовку в СС вспомогательных отрядов из граждан СССР, которых набирали в лагерях военнопленных и которым во время зачисток и депортаций обычно поручали самую неприглядную работу.

Озабоченность психологическим состоянием личного состава после акции в Юзефуве представляется самым правдоподобным объяснением загадочного инцидента в Александруве, который произошел через несколько дней. Возможно, Траппа заверили, что в этот раз расстрелами займутся травниковцы, а когда в назначенное время те не появились, он приказал отпустить евреев, схваченных его подчиненными в ходе облавы. Если кратко, то психологическая поддержка, необходимая для включения 101-го резервного полицейского батальона в процесс массовых убийств, должна была заключаться в разделении обязанностей: большую часть жертв убивали в лагере смерти, а самая неприятная часть «грязной работы» на месте поручалась травниковцам. Этих изменений оказалось достаточно, чтобы дать личному составу 101-го резервного полицейского батальона постепенно привыкнуть к своей роли в «окончательном решении». Когда вновь пришло время убивать, полицейские уже не «сходили с ума». Напротив, они стали еще более эффективными и бесчувственными палачами.

Глава 9

Ломазы: рейд 2-й роты

Еще до 13 июля, когда произошло массовое убийство в Юзефуве, был отдан приказ о передислокации полицейских батальонов, размещенных в округе Люблин{190}. Округ делился на три «сектора безопасности» – северный, центральный и южный. 101-й резервный батальон был направлен в северный, включавший районы (Kreise) Пулавы, Радзынь и Бяла-Подляска. 2-ю роту направили в Бялу-Подляску, где ее командир лейтенант Гнаде устроил свой штаб прямо в здании районной администрации. 1-й взвод распределили по деревням Пищац и Тучна к юго-востоку, 2-й взвод разместился южнее, в Вишнице, а 3-й взвод – на юго-западе в Парчеве, который, строго говоря, относился уже к соседнему Радзыньскому району.

К «окончательному решению еврейского вопроса» в Бяло-Подляском районе приступили 10 июня 1942 года: в тот день 3000 евреев из Бялы отправили в Собибор. Сотни евреев из более мелких поселений собрали в деревне Ломазы, находившейся на полпути между Бялой и деревней Вишнице{191}. После этого массовые убийства временно приостановились, пока на место не прибыла 2-я рота лейтенанта Гнаде. Евреям из деревни Ломазы предстояло стать жертвами первой карательной акции, порученной 101-му резервному полицейскому батальону и подразделению травниковцев. 2-я рота должна была обеспечить проведение облавы, а травниковцы – предоставить стрелков, чтобы таким образом снизить психологическую нагрузку на немецких полицейских, которую те уже испытали в Юзефуве.

В первые дни августа непосредственно в Ломазах разместилось одно отделение 3-го взвода (числом от 15 до 18 человек) под командованием гауптвахмистра Генриха Бекемайера*. Группа Бекемайера (ставшая известной под этим названием) провела несколько небогатых событиями недель в деревне, население которой наполовину состояло из поляков, а наполовину из евреев. Хотя евреи жили отдельно от поляков, их часть деревни не была огорожена и не охранялась{192}. Немецкие полицейские были расквартированы в здании школы, находившейся в еврейской части.

16 августа, всего за день до предстоящей карательной акции, Генриху Бекемайеру позвонил лейтенант Гнаде и сообщил ему, что следующим утром состоится «переселение» евреев, так что к 4 часам его люди должны быть наготове. Бекемайеру было ясно, что это значит{193}. В тот же день Гнаде вызвал в Бялу лейтенантов Друккера и Шеера. Их он также известил (как утверждается, в присутствии офицера СД) о назначенной на следующий день акции, которую предстояло провести совместно с СС. Всех проживавших в деревне евреев необходимо было расстрелять{194}. Полицейским 2-го взвода в соседней деревне Вишнице выделили грузовики, которые утром должны были заранее – за полчаса – доставить их на место{195}. На 1-й взвод грузовиков не хватило, поэтому у польских крестьян реквизировали конные подводы, и полицейские ехали на них всю ночь, чтобы успеть к раннему утру в Ломазы{196}.

В Ломазах Гнаде провел встречу со своими унтер-офицерами, которым было дано распоряжение зачистить еврейскую часть и собрать всех евреев в школьном дворе. Им сообщили, что расстрелами займутся «хиви» из числа травниковцев, а полицейские по большей части останутся в стороне. При этом облаву требовалось проводить «так, как это делалось раньше», т. е. тех, кто был не в состоянии добраться до сборного пункта, – малолетних детей, стариков, больных и немощных, – расстреливать на месте. Однако, по словам командира одного отделения, родители и на этот раз привели бо́льшую часть детей на сборный пункт. Как и в Юзефуве, в процессе зачистки полицейские то и дело сталкивались не просто с немецкими евреями, а конкретно с евреями из Гамбурга. Евреи быстро заполнили школьный двор и часть прилегающей к нему спортивной площадки. Облава, сопровождавшаяся стрельбой, но нечастой, завершилась всего за два часа{197}.

Собранным в Ломазах 1700 евреям приказали сесть на землю и ждать. Из них отобрали группу в 60–70 молодых мужчин, выдали им лопаты и заступы, посадили в грузовики и отвезли в лес. Несколько молодых евреев сумели выпрыгнуть из грузовиков на ходу и убежать. Еще один напал на немецкого унтер-офицера, чемпиона батальона по боксу, но тот быстро отправил своего отчаянного противника в нокаут. В лесу евреев заставили рыть могилу под массовое захоронение{198}.

В Ломазах же обреченные евреи и охранявшие их полицейские продолжали ждать, и это затянулось на несколько часов. В это время в город вступил отряд из 50 травниковцев-«хиви» под командованием немецкого офицера СС. «Я до сих пор помню, – рассказывал на допросе один полицейский, – что сразу по прибытии эти травниковцы устроили привал. Я видел, как вместе с едой они достали из вещмешков бутылки водки и начали их распивать». Эсэсовский офицер и Гнаде тоже выпили немало. Алкоголем несло и от прочих унтер-офицеров, но они, в отличие от двух командиров, не выглядели пьяными{199}. Для полицейских приготовили бутерброды{200}.

Когда могила была почти выкопана, а «хиви» и полицейские закончили трапезу, начался километровый марш смерти в сторону леса{201}. Часть полицейских уехала в лес на крестьянских подводах и снова оцепила местность{202}. Другие погнали туда евреев группами по 200–300 человек. Падавших на дороге просто расстреливали{203}. Но процесс затянулся, и было принято решение отправить всех оставшихся евреев в лес одной большой группой. У польских крестьян взяли веревки, связали их вместе и положили на землю вокруг собранных вместе евреев. Затем им приказали встать,