Развод. Любовь вдребезги - Анна Эдельвейс

которая теперь стала для меня тюрьмой. Мне и в страшном сне не могло присниться, что я буду делить собственную квартиру со шлюхой мужа. Ничего, люди из Алькатраса сбегали и я сбегу.

В комнате сына я первым делом записала на детской раскраске фломастером номера телефонов Наташи, адвоката и Ильи. Вечно я путала цифры, у меня с ними отродясь была проблема, я не могла запомнить элементарно номер телефона.

Успела написать сообщение в адвокатскую контору на рабочий номер помощницы: “Передайте, муж забрал меня домой. Телефона больше нет”.

Тут же, зная, что сейчас Максим отберёт у меня телефон, срочно стала удалять всю переписку с адвокатом, с Ильёй. Мой муж ничего не должен узнать об этих людях. Не успела стереть последний месседж, вошёл Максим. Он заметил телефон у меня в руках, выхватил из рук, со всей силы вметелил его в пол:

— Наташке написывала? — Максима трясло, он как с ума сошёл, завёлся с полоборота: — Не увидишь больше свою подружку. Поигрались, девочки и хватит.

Матвей тут же, как только услышал отца, взобрался ко мне на руки, спрятался, зарылся личиком на груди. Я вспылила:

— Максим, что ты делаешь. Посмотри, как ты запугал ребёнка. Он от одного твоего вида сын шарахается.

— Ничего с ним не станет. Ишь, какой нежный. Я, между прочим, для него стараюсь.

— Ты для Нонны стараешься. Иначе зачем она тут?

— Заткнись, Даша и не беси меня. С этого момента ты сидишь тихо и никуда не суёшься. На все мои требования отвечать быстро и по делу. Поняла?

— Да.

Я смотрела мужу в глаза, лишь бы он успокоился и не пугал меня и ребёнка. Максим удивлённо таращился на меня — не верил, что я такая покладистая. Удовлетворённо хмыкнул, решив, что одержал надо мной победу. Идиот.

Просто мне пока ничего не оставалось, как притушить его бдительность. Что делать, если перевес в силу подлости случился на его стороне.

Муж сел на детский стульчик напротив меня, прищурился, окинув меня и Матвея взглядом:

— Так вот, что, оказывается, делает тебя шёлковой, Дашка! Сын. — коварная ухмылка дёрнула его губы, — Это хорошо. Запомню. Теперь ты у меня вот где!

Максим покрутил кулаком перед моим лицом.

Как же мне хотелось выхватить из под него этот стульчик и со всех сил расколоть об его башку! Опустив голову чувствовала, как натянулись во мне все жилы. Вот он, проснувшийся мой лютый враг в бывшем друге. Сидит на стульчике и вещает, как он будет вить из меня верёвки, шантажируя родным сыном.

Индийский сериал какой-то.

Сколько ещё моих наивных заповедей должно расколоться о жесткость этого гада.

Мне придётся прятаться за покорность, чтоб найти лазейку и сбежать. А пока я должна быть сильной и хитрой ради детей — легко сказать, а что делать, если я такой не была раньше. Я ни разу в жизни никого не ударила, не послала на три буквы. Правда сегодня укусила Нонну, сама не знаю, как это получилось.

Максим продолжал смотреть на меня, у меня кожа горела на лице, уж слишком взгляд мужа был въедливым. Я так и знала, что он попробует выместить на мне обиду за побег:

— Скажи мне, неблагодарная дрянь, как тебе пришло в голову уйти от мужа, который всем тебя обеспечивал?

— Да уж, всем, включая любовницу. — я говорила почти шёпотом, чтоб не пугать тихонько прижавшегося мальчугана на руках.

— Ты снова про Нонну? Теперь она моя правая рука и помощница. Скоро ты убедишься в том, что нельзя мужа сердить. Иначе я найду на тебя управу.

Я отвела взгляд от его лица, глазами упираясь в ворот его рубашки. Оттуда выбивались жёсткие волосы его густой поросли, каждый из которых я хорошо знала на ощупь. На его мощной шее ходил кадык, отбивая ритм каждому слову, а я всё не могла отвести взгляд от шеи мужа. Когда то всё это — его голос, запах, энергия были одним целым куском моего восприятия картинки счастья.

Теперь я сидела подобравшимся в сгусток страха зверьком, нюхом считывала угрозу, тревогу, которую не могла переварить. Совсем недавно я также сидела и смотрела на другого мужчину в парке, подписывая документы на работу, с той лишь разницей, что тот, другой, подарил мне надежду выкарабкаться. Кажется, сто лет прошло…

Ковалёв смотрел на меня пронзительным, тяжёлым взглядом. Глаза его не обещали ничего хорошего. Начал этот недомуж издалека:

— Скажи, оно стоило того, чтоб убегать и прятаться от меня.

Я опустила голову, до хруста сжала зубы.:

— Ты причина этому. — скот, он даже не понимал насколько жестоко поступил, когда схватил сына. Этого я не забуду никогда и не прощу, — На вопрос стоило ли, сам то как думаешь, Максим?

— В каждой семье случается всякое. Тебе не в чем меня упрекнуть, Даша.

— Ну конечно. Разве только в том, что ты однажды оставил меня босиком, поручил присматривать за мной женщине, которая собралась избавиться от нашего ребёнка?

— Я люблю сына и никто не сделал бы ему плохо.

Мне пришлось зажмуриться, чтоб не заорать: когда ребёнка отбирают, это не просто страшно для малыша. Он в этот момент с жизнью прощался. И всё же я не сдержалась, воскликнула:

— А я? Это, не просто больно, это как будто ты стоишь на краю. Ещё один вздох и ты сорвёшься с этого края и начнёшь убивать, если сама выживешь от горя. Я была там, на краю, я знаю. Ты, Максим, никто другой, ты сделал сыну так плохо, что ребёнок вздрагивает при твоём появлении. Неужели ты на самом деле думал, что таким образом разлучишь меня с сыном? Бросил меня там, на тротуаре, а сам уехал.

— Ерунда. Я знал, Дашка, ты бы сама пешком домой за сыном прибежала. И тебе была бы наука. Знай, на что я способен.

— Прибежала бы. Босиком, по раскалённым углям бы прибежала. Только сначала добежала бы до полиции.

— Ну ты и дура! Если ты намекаешь на закон, Дашка, то всё запросто. У меня куча друзей, мать, Нонна и все подтвердили бы что ты пьёшь и бросаешь ребёнка. Просто знай на будущее, что за мной не встанет нажать на все рычаги. Но мне это не надо. Я хотел наказать тебя и, как видишь, мои уроки пошли тебе на пользу. Ты говоришь мне “да”, не споришь и, главное, ты не собираешься убегать.

— Не поняла. Что значит “напугать”. Ты кем себя возомнил? Помощником солнца?

— Для тебя — да. Одно неповиновение, я отберу