Под мальтийским флагом - Михаил Иванович Бортников

И так было до того самого дня, когда я в тебя влюбился. Это произошло в Отраде, когда мы с Витькой встретили тебя летом на пляже. Ты была просто прекрасна, неотразима в моих глазах, но влюбился я не поэтому, и не сразу. Помнишь, как мы улеглись вместе на наши подстилки, подставив спины одесскому солнцу? Ты, нисколько не смущаясь, легла между нами, и покорила меня навсегда своей естественностью, цельностью, своим характером. Ты не была похожа на других.

И ещё ты поразила меня разнообразными своими увлечениями, тем, как много ты, оказывается, знала. И о живописи, и о религии, и о музыке, и даже о нашей любимой Одессе. А как смешно ты говорила «по-одесски», специально ломая свой безукоризненный русский язык? В общем, я был покорён и сражён наповал. И всё лето тогда мы были неразлучны помнишь? Подруги твои все разъехались кто куда, кто в пионерлагерь, кто к бабушке в деревню, и ты в их отсутствие, вполне удовлетворялась нашей компанией.

Конечно же, из-за Витьки. Ты тоже в него влюбилась, и не говори, что это не так. Правильно говорят старики: «Любовь зла, полюбишь и козла». Что, тебя шокирует, что я так о своём друге? Так я тогда о нём был другого мнения. Это ты, умница и интеллектуалка, должна была в нём козла разглядеть, но все влюблённые слепы. А мне, даже и догадываясь о не слишком высоких моральных качествах Витьки, раскрывать их тебе было бы неэтично. Ты бы приняла это за желание унизить своего друга. Так ведь?

Не понимаю, хоть убей, почему самые лучшие девчонки влюбляются в таких скотов, а потом всю жизнь на других отыгрываются и утверждают: «Все мужчины – козлы». Да нет, не все, далеко не все. Вас просто тянет к этим козлам, как магнитом. И что в них такого особенного? Флюиды, что ли какие? Не знаю, наверное.

Ладно, хватит о детстве, оно давно прошло. Я знаю теперь, как тяжело тебе пришлось все эти годы, что довелось пережить, через что пройти совсем недавно. Поверь, я очень тебе сочувствую, и не бросил бы тебя одну, будь обстоятельства нашей встречи другими.

Но я рад, что хотя бы побывал у вас дома и теперь знаю твой адрес.

Какой-то остряк сказал: «Если хочешь поссориться с женщиной, скажи ей правду о её собственном ребёнке». Но я, говоря о твоей дочери, ничем не рискую. Машка у тебя замечательная. Она так трогательно о тебе заботится, так тебя любит! Она так же непосредственна и полна жизни, как ты в её годы. Мечтал бы о такой дочке, о такой подруге для моего Костика. С Тимкой, нашим попутчиком, она ведь моментально подружилась на моих глазах!

А теперь, хочешь ты, или не хочешь, я всё же расскажу тебе о себе. Хотя бы вкратце. И начну опять же с детства, вернее, уже с юности. Время вашего с Витькой романа я застал. Ревновал ужасно, поэтому рад был тому, что подошло время окончания техникума и преддипломной практики. А вернувшись из Харькова, я не застал на месте ни тебя, ни Витьки, ни Юры Танеева. Уличные наши знакомые, да и одноклассники, которых я встречал, ничего о вас сами не знали. Витькина мать сказала, что он уехал по распределению в Новороссийск, и больше ничего.

Техникум я закончил отличником, и получил свободный диплом, то есть, мог поступать в вуз, но делать этого я не стал. Семья у нас была большая, деньги уходили на еду и на двух «невест» – моих сестёр, им прилично выглядеть было важнее. Поэтому мне нужно было в жизни пробиваться самому. С красным дипломом об окончании электромеханического техникума получить «корочки» судового электрика не составило большого труда. И в пароходство меня взяли тоже без всякого блата.

И как было бы хорошо, если бы мне не пришлось жениться на девчонке, с которой и провёл-то всего несколько дней. Но литературы на темы секса тогда не было, а вот секс, к сожалению, был. И я решил, стерпится – слюбится, а у ребёнка должен быть отец.

О том, что у него мог быть и другой отец, как меня убеждали мать и сёстры, я не думал, доверился Лариске, как её звали. История с ней подошла к концу только теперь, когда в Панамском канале я получил от неё письмо с просьбой согласиться на развод.

Сам-то я не решался разрушить семью, хоть и жили мы в последнее время, как кошка с собакой. Дело в том, что почти три года назад Лариса настояла на том, чтобы я сошёл на берег. Купили участок земли в Крыжановке, начали строить дом, а жили вместе с тёщей во времянке. Почему я согласился, это другой вопрос.

Хотел попытаться наладить семейную жизнь. Хотел сблизиться с сыном. И хотел получить, наконец, морское образование, чтобы стать офицером, электромехаником. Это как раз получилось. И с сыном – тоже. А с Ларисой только хуже стало. И себя со стройкой дома я едва в гроб не загнал. Переоценил свои силы. И финансы тоже.

И едва только Михаил Сергеевич открыл нам семафор на границе, стали моряки наниматься на работу под иностранным флагом, решил и я попытать счастья. Так вот и нашёл я сначала агентство по найму моряков, напротив твоего, кстати сказать, дома на Гимназической, а потом и моё нынешнее судно – «Барсу», о которой расскажу тебе в следующий раз.

Писать буду мелким почерком. Помнишь старую песню: «А ты пиши мне письма мелким почерком, поскольку места мало в рюкзаке?». Ну вот, а в бутылке – его ещё меньше. Машеньке – привет от меня, если дойдёт это письмо когда-нибудь.

Валерий. 22/09-1992. Порт Кальяо, Перу.

P.S. Извини за бесчисленные исправления. Я всегда был помешан на правописании, но сегодня, видимо, перепил. И за почерк прости, пишу, как участковый терапевт.

Глава 29

Перемотка двигателя

«Надо меньше пить. Надо меньше пить», – твердил себе Валера, перечитывая свои каракули, написанные, увы, крайне неровным и неразборчивым почерком. Вчера, в шесть вечера, он вернулся в каюту Рудольфа с твёрдым намерением отправиться к себе на пароход засветло.

Но новые друзья так дружно просили его не портить компанию, что он сдался, решив только виски больше не пить. В конце концов, куда было спешить? Дело он сделал, достал все необходимые материалы, и нужно было быть неблагодарной свиньёй, чтобы ответить добрым людям хамством.

Так вот и посидели ещё