Феноменология религии Мирчи Элиаде - Анатолий Алексеевич Горохов

Элиаде касается и вопросов почитания в Православной Церкви мощей святых и икон. Относительно мощей он пишет: «Это религиозное благоговение перед мощами в чем-то напоминает учение о воплощении. Поскольку Бог воплотился в Иисусе Христе, то и каждый мученик, претерпев мучения и смерть за Господа, обретает святость плоти. Святость мощей есть рудиментарная параллель таинству евхаристии. Так же, как хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христа, тело мученика освящается его смертью – истинным imitation Christi (подражанием Христу). Подобное сходство усугублялось разделением тела святого на бесчисленные частицы и тем фактом, что мощи можно было умножать до бесконечности: одежда, предметы, миро или прах – священным считалось все, что соприкасалось с телом или могилой мученика»[299]. А почитание икон Элиаде интерпретирует так: «Как мощи способствовали сообщению между небом и землей, так и на иконах оживало то чудесное illud tempus, когда среди людей жили Христос, Пресвятая Дева и апостолы. Иконы – если и не обладают той же силой, что и мощи, – доступнее для верующих: их можно найти и в самых скромных храмах и часовнях, и в частных домах. Кроме того, их созерцание приобщало к целому миру символов. Иконы, таким образом, могли дать углубленное религиозное образование тем, кто не знал грамоты (что они фактически и делали для всех слоев сельского населения Восточной Европы)»[300].

Как историк религий М. Элиаде был знаком и с основой православной сотериологии – учением об обожении человеческого естества. Он пишет, что «ядро восточного богословия, и особенно догмат об обóжении человека, (theosis), чрезвычайно оригинально, хотя и основано на словах ап. Павла, на Евангелии от Иоанна и других библейских текстах. Равнозначность спасения и обожения следует из тайны Воплощения. Согласно Максиму Исповеднику, Бог создал человека, наделив его вечной божественной и нематериальной жизнью. Пол, как и смерть, суть последствия первородного греха. Воплощение Логоса сделало возможным theosis, но осуществляется он только по благодати Божией. Отсюда – важность для восточной церкви внутренней молитвы (которую позже стали называть «непрерывной молитвой»), созерцания и монашеской жизни. Обожению предшествует или сопутствует опыт мистического Света. Уже у отцов-пустынников экстаз был сопряжен со световыми феноменами»[301].

Элиаде говорит и о разном отношении к мистической жизни и христианским мистикам на Востоке и Западе. Он анализирует это следующим образом: «В восточной церкви мы видим два взаимодополняющих, хотя и противоположных на вид фактора, которые со временем будут усиливаться. С одной стороны, роль и значение общины церковных верующих; с другой стороны, авторитет и престиж монахов – аскетов и созерцателей. Если западные иерархи сдержанно относились к созерцателям и мистикам, то на Востоке к ним питали чувство глубокого почтения, как верующие, так и церковные власти»[302].

Происхождение ислама, как и яхвизма Элиаде обуславливает своеобразной монотеистической революцией в рамках семитского мира. Он характеризует ислам как религию чистого абсолютного монотеизма: «С точки зрения религиозной морфологии, послание Магомета, по крайней мере, так, как оно изложено в Коране, представляет собой самый чистый образец абсолютного монотеизма»[303]. Однако образ Аллаха, по мысли Элиаде, полон черт чисто восточного произвола и своенравия: «Аллах управляет не только космическими ритмами, но и делами человеческими. Однако все его деяния своенравны и, в конечном счете, произвольны, так как зависят только от его решения»[304].

Необходимо отметить, что осмысление Элиаде исторического процесса, отыскание универсального смысла человеческой личности и истории, вытекающих из сверхприродного и надысторического контекста, такого духовного явления как религия, безусловно, является важнейшей частью общечеловеческой философской культуры и особенно важно в наше время мировоззренческого кризиса и утраты абсолютных ценностей и смыслов бытия и способно дать полноценный ответ на многие терзающие нас мировоззренческие вопросы.

Заключение

М. Элиаде попытался показать в своих трудах однобокость, предвзятость и недостаточность позитивистки и материалистически ориентированного религиоведения XIX века. Он был не одинок в своем антиредукционистском, антиэволюционистском и антиисторицистском пафосе. Целая школа феноменологического религиоведения, связанная с именами: Р. Отто, Г. Ван дер Леува, И. Ваха, Р. Петтацони, пыталась сделать тоже самое. М. Элиаде органично влился в эту школу. В противовес используемому позитивистами методу естественных и точных наук – анализу, данная группа религиоведов предложила другой метод – метод синтеза, основанный на феноменологии и герменевтике и заимствованный из современной им идеалистической философии. Феноменология и герменевтика религии, собственно Элиаде, кроме всего прочего, испытала влияние идей К.Г. Юнга. Эти идеи были близки Элиаде, поскольку оба мыслителя находились под влиянием индийской религиозной философии.

Труды Элиаде показали бессмысленность сведения религии к нерелигиозным факторам или отыскания ее простейших форм для того, чтобы понять сложные. Религию необходимо рассматривать только в свете ее священного характера – вот главный вывод религиоведческого метода М. Элиаде и других феноменологов религии.

Элиаде были проделаны огромные труды, где он постарался показать и феноменологию Сакрального, то есть, как Сакральное проявляло Себя в истории, и на основе структурирования разнообразных религиозных феноменов попытался сконструировать свою онтологию Сакрального. Можно сказать, что Сакральное – априорная категория в системе М. Элиаде – понимается им самим на феноменологическом и онтологическом уровнях. В своем феноменологическом анализе религии Элиаде, безусловно, во многом прав. Так, он реабилитировал понятие мифа, его концепции: религиозного опыта, как основы религии, иерофании, символа, homo religiosus, крипторелигиозности современного человека, сверхсознания, вошли не только в арсенал феноменологии религии, но и помогают показать всякому непредвзятому читателю исконность и неустранимость религиозных переживаний в человеческом сознании. Концепция крипторелигиозности показывает, что хотя современный человек привык мыслить философию как науку, отказывая в праве на существование религии и мифологии, подвергнутым в свое время жесткой критике позитивизмом и материализмом, однако это отнюдь не означает, что человек современности избавился от мифологического мышления.

Главный вклад Элиаде в понимание религиозных явлений заключается в нахождении в его феноменологическом описании различных функций мифов, ритуалов и различных видов иерофаний. Его взгляд на реактуализацию послания мифа и верований через ритуал инициации проливает свет на практическую или экзистенциальную ценность религиозных догматов и таинств, которые рассматриваются как средства, через которые верующий приходит в контакт с Сакральным.

Элиаде описывает и различные модальности религиозного опыта. Надо сказать, что на феноменологическом уровне ему это довольно хорошо удается. Думается, что никому из исследователей архаического мышления, кроме Элиаде, не удалось с такой поразительной эрудированностью показать значение мифа и ритуала в первобытном обществе не только в социальном или культурном,