Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

Записи в журнале регистрации лиц, принятых И. В. Сталиным в кремлевском кабинете

1 июля 1940

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 412. Л. 185 об.]

На предложение Криппса вести торговлю с СССР, но с условием, чтобы экспортные товары из Англии не могли быть перепроданы немцам, Сталин, не возражая принципиально против обсуждения этого вопроса, сделает довольно резкое заявление. Он, скажет Сталин, «должен предупредить, что, во-первых, вопрос о хозяйственных и торговых отношениях с Германией является делом самого СССР и разговаривать о них с Англией… СССР не намерен и, во-вторых, часть цветных металлов, закупленных СССР за границей, будет экспортироваться в Германию… которая выполняет некоторые заказы для СССР… Сталин заявил, что без учета Англией этих оговорок… торговлю между СССР и Англией в настоящих условиях нужно считать исключенной».

Третий и четвертый пункты британской повестки дня очень напоминают предложение о разграничении сфер интересов в Юго-Восточной Европе. «Английское правительство, — скажет Криппс, — считает, что было бы в интересах СССР взять на себя руководство Балканскими странами в деле их объединения для сохранения там существующего положения, что только СССР при нынешних условиях мог бы выполнить эту серьезную миссию». Кроме того, зная, «что СССР недоволен нынешним режимом в Проливах и в Черном море», Криппс выскажет мнение о том, «что интересы СССР в Проливах действительно следовало бы обеспечить». Предложенный ему сговор Сталин отвергнет, сказав, «что, по его мнению, ни одна держава не может претендовать на исключительную роль по объединению балканских государств и руководству ими. Не претендует на такую миссию и СССР, несмотря на его заинтересованность в балканских делах». О Турции Сталин сказал, «что СССР действительно стоит против единоличного хозяйничанья Турции в Проливах и против того, чтобы Турция диктовала условия на Черном море»[205].

Меморандум, сильно отличавшийся от реального содержания беседы, Молотов передаст германскому послу Ф. фон Шуленбургу. Делить сферы влияния на Балканах и обеспечивать нужный режим в проливах Сталин намеревался, судя по всему, договариваясь не с Великобританией, а с противостоящей ей стороной, причем дезинформируя «партнера» по важным вопросам. Следующий шаг на балканском театре Сталин попытался сделать в ноябре 1940-го во время визита Молотова в Берлин, о котором рассказано выше. Мы вряд ли узнаем, вспомнил ли Сталин, столкнувшись с провальными результатами этих переговоров, о предложении Черчилля, которое ему передал Криппс, или недоверие к британской политике не позволило ему и тогда оценить возможности, предоставлявшиеся этим предложением.

Передача меморандума о встрече с Криппсом была не единственным действием, призванным продемонстрировать Германии свой благожелательный нейтрализм. 1 августа 1940 г. Молотов вслед за Сталиным, но теперь уже публично, подчеркнет, что в основе советско-германских договоренностей находились «не случайные соображения конъюнктурного характера, а коренные государственные интересы как СССР, так и Германии». Через два месяца, 30 сентября, «Правда» опубликует редакционную статью «Берлинский пакт о Тройственном союзе», где причиной создания союза будет названа естественная реакция Германии, Италии и Японии на усиление англо-американского военного сотрудничества. Вряд ли все это было проявлением сервильности Москвы, как утверждается в некоторых работах, скорее — дипломатической игрой, направленной на умиротворение агрессора. Впрочем, предоставляем судить об этом читателю самостоятельно. 22 октября Криппс передаст советскому руководству меморандум британского правительства. Его на этот раз не примут ни Сталин, ни Молотов. Сделает это первый заместитель Молотова по Наркомату иностранных дел бывший генеральный прокурор Союза ССР А. Я. Вышинский.

Британский меморандум содержал целый ряд важных констатаций и предложений. Правительство Великобритании констатировало срыв германского нападения и ставило вопрос о благожелательном нейтралитете со стороны СССР, который «может быть почти столь же ценным, как вооруженная помощь», причем благожелательный нейтралитет предполагалось распространить на Турцию и Иран. Меморандум содержал предложение продолжить помощь Китаю в его войне с Японией. Меморандум обращал внимание советского руководства на то, что Германия перестала считаться с интересами СССР, а в случае победы на Западе не станет делать этого тем более. Самое главное — британское правительство изъявляло готовность подписать торговое соглашение, а вслед за тем договор о ненападении. Великобритания принимала на себя обязательство консультироваться по проблемам мирного урегулирования, признать де-факто советизацию отошедших к Советскому Союзу территорий и др. Обеим сторонам предлагалось также принять на себя обязательства по окончании войны не создавать враждебных друг другу союзов и не участвовать в них. В довершение рекомендовалось сохранить предлагаемое соглашение в тайне до тех пор, пока не сочтет целесообразным его обнародовать правительство СССР[206].

Эти предложения, которые в близком будущем во многом станут основой советско-британского сотрудничества в рамках антигитлеровской коалиции, осенью 1940 г. не будут приняты советским руководством. 11 ноября Вышинский выскажет отрицательное «личное мнение», основанное на «настроениях в нашей среде». Объяснение такому решению некоторые советские историки видят в иллюзиях, которые продолжало питать советское руководство насчет продолжения стратегического партнерства с Германией. За пять дней до британского меморандума, 17 октября, Сталин получил послание, подписанное Риббентропом, с предложением присоединиться к Тройственному пакту и стать четвертым его участником[207].

Переговоры Молотова в Берлине провалятся. В этом контексте трудно логически объяснить тот факт, что после продолжительной паузы, которая вполне позволяла сделать соответствующие выводы и скорректировать внешнеполитический курс, Молотов, приняв 1 февраля Криппса, повторит уже слышанное британским послом из уст Вышинского отрицательное заключение по меморандуму от 22 октября[208]. Этот отказ выглядит тем более странным, что к тому времени трения между Германией и СССР станут едва ли не перманентными[209]. Причем советское политико-военное руководство по всем каналам получало многочисленные сообщения о подготовке Германией военного нападения на СССР и уже более полугода разрабатывало оперативные планы войны против Германии на западном театре военных действий. Судя по всему, уровень доверия советского руководства к британским партнерам, вне зависимости от их партийной принадлежности, стремился к нулевой отметке.

Между тем начиная с конца 1940 г. на стол Сталину не раз лягут донесения советской разведки о начавшихся усиленных перебросках германских войск в пограничную полосу с СССР[210].

О вполне определенных военных приготовлениях Германии в своем письме от 3 апреля 1941 г. Сталина сочтет необходимым проинформировать и Черчилль. «…Я располагаю достоверными сведениями от надежного агента, — напишет британский премьер, — что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, т. е. после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это продвижение было отменено.

Ваше превосходительство легко поймет значение этого факта». Сталин получит это послание из