Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

Министр иностранных дел Японии Ё. Мацуока подписывает пакт о нейтралитете между СССР и Японией.

Слева направо: С. П. Козырев, С. К. Царапкин, С. Фудзии, Ф. Миякава, Ё. Татэкава, Т. Сакамото, С. А. Лозовский, В. М. Молотов, И. В. Сталин, А. Я. Вышинский, Т. Касэ, М. Ямаока, С. Ямагучи

13 апреля 1941

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1625. Л. 3]

Мацуока призовет Сталина к тому, «чтобы СССР и Япония вместе изгнали влияние англо-американского капитализма из Азии». Целями «борьбы» Японии в Китае он назовет желание «добиться изгнания из Китая англосаксов». Сталин заявил, что «считает принципиально допустимым сотрудничество с Японией, Германией и Италией по большим вопросам». Однако советский вождь полагал преждевременной постановку вопроса о присоединении СССР к пакту трех. «Гитлер заявляет, что он не нуждается в военной помощи других государств», а раз так, «то это значит, что пакт четырех еще не назрел», как и сотрудничество «по большим вопросам». Поэтому, указал Сталин, «мы и ограничиваемся теперь вопросом о пакте нейтралитета с Японией… Это будет первый шаг, и серьезный шаг, к будущему сотрудничеству по большим вопросам».

В ряду обсуждавшихся вопросов Мацуока выдвинет предложение о продаже Советским Союзом Японии Северного Сахалина (южная часть острова, напомним, отошла к Японии по итогам русско-японской войны 1904–1905 гг.). Сталин решит преподать японскому гостю урок геостратегии, который заслуживает того, чтобы быть пересказанным подробно. Сталин подходит к карте и, «указывая на Приморье и его выходы в океан, говорит: Япония держит в руках все выходы Советского Приморья в океан — пролив Курильский у Южного мыса Камчатки, пролив Лаперуза к югу от Сахалина, пролив Цусимский у Кореи. Теперь Вы хотите взять Северный Сахалин и вовсе закупорить Советский Союз. Вы что, говорит т. Сталин, улыбаясь, хотите нас задушить? Какая же это дружба?» Мацуока ответит лишь, что «это было бы нужно для создания нового порядка в Азии», это «создаст спокойствие в этом районе», и повторит свой тезис, который уже звучал во время первой встречи и заключался в том, что «Япония не возражает против того, чтобы СССР вышел через Индию к теплому морю». Сталин парирует: «Это даст спокойствие Японии, а СССР придется вести войну здесь (указывает на Индию), — и подытожит: — Это не годится». Двухчасовая беседа завершится решением уточнить «в рабочем порядке» текст пакта, составить совместную декларацию относительно МНР и Маньчжоу-Го и т. п.[222]

Письмо И. В. Сталина министру иностранных дел Японии Ё. Мацуока о заключенном Советско-японском пакте о нейтралитете

15 апреля 1941

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 404. Л. 116. Подпись — автограф И. В. Сталина]

13 апреля 1941 г. Молотов и Мацуока подпишут пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией сроком на пять лет, а также декларацию о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го. В тот же день Мацуока покинет Москву. Его отъезд задержался на час, но «затем произошел необыкновенно торжественно», как сообщит в Берлин германский посол Ф. фон Шуленбург: «По-видимому, совершенно неожиданно для японцев и русских появились Сталин и Молотов. Они подчеркнуто дружелюбно приветствовали Мацуоку и присутствовавших японцев и пожелали им счастливого пути». Этим дело не ограничится. Шуленбург в своем сообщении отметит, что Сталин стал явно искать его. «Когда он меня нашел, — зафиксирует германский посол, — то подошел ко мне, обнял меня рукой за плечи и сказал: „Мы должны оставаться друзьями, и ради этого Вы должны сделать все!“» Практически ту же формулу Сталин повторит, обратившись к помощнику германского военного атташе Г. Кребсу. «Вне всякого сомнения, — подчеркнет Шуленбург, — Сталин преднамеренно и подчеркнуто приветствовал нас с полковником Кребсом и тем самым сознательно привлек общее внимание многочисленных присутствующих»[223]. 15 апреля Сталин направит Мацуоке, находившемуся на пути домой, письмо с признательностью за стремление развивать советско-японские отношения «на основе взаимного доверия и дружбы»[224].

«Чтобы готовиться хорошо к войне, — надо войну готовить политически…» Некоторые итоги предвоенного этапа внешнеполитической борьбы

Оценивая итоги внешнеполитических усилий советского руководства на дальневосточном стратегическом направлении, без сомнения, следует признать их вполне успешными. Японским вооруженным силам дважды было нанесено поражение в ходе локальных вооруженных конфликтов. Территория Монголии — союзника СССР — служила не только буфером, но и передовым рубежом, нависавшим над японскими вооруженными силами на континенте. Китай, консолидировавший под прямым давлением Сталина силы в антияпонской борьбе, в значительной степени сковал возможности развития японской экспансии на север. Относительное спокойствие на дальневосточных границах зафиксировал пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией.

Оценка итогов такой же работы на западном театре имеет более противоречивый характер. Доступные сегодня массивы документарной информации не дают, как представляется автору, оснований всерьез рассматривать внешнеполитические устремления Сталина на европейской арене в качестве доказательства его приверженности идее мировой революции, достигаемой посредством военных усилий[225]. «Красный империализм» Сталина, как иногда квалифицируется советская внешняя политика этих лет, носил ограниченный характер. Максимальные параметры советских геополитических устремлений отражены установками Сталина, сформулированными Молотову перед его поездкой в Берлин в ноябре 1940 г. Сталинский подход не предусматривал завоевания Европы и определялся представлениями о необходимости обеспечения безопасности СССР посредством сдвижки западных границ как можно дальше от угрожаемых политических и экономических центров Союза ССР и расширения зон влияния на сопредельные страны с целью предотвратить их втягивание в антисоветские альянсы. Решение этой задачи стало одним из направлений подготовки к участию в неизбежном широкомасштабном конфликте противостоящих друг другу военно-политических альянсов. Интенсивное продвижение сталинской дипломатией этой стратагемы, как и следовало ожидать, без восторга было встречено элитами сопредельных государств, воспринимавших такую политику как аннексионистскую.

В своей речи перед выпускниками военных академий РККА 5 мая 1941 г. Сталин скажет: «Чтобы готовиться хорошо к войне, не только нужно иметь современную армию, но надо войну готовить политически… Политически подготовить войну — это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников из нейтральных стран»[226].

Если следовать этой максиме (сформулированной Сталиным при анализе ошибок, допущенных англо-французскими союзниками в «европейской войне»), то проведенную советской дипломатией подготовку к будущей войне с Германией вряд ли приходится признать успешной. При этом нетрудно заметить, что практическая политика Сталина предшествующих полутора-двух лет находилась в прямом противоречии с процитированным выше постулатом.

Объяснение отмеченному противоречию общих политических установок и практической линии подсказывает содержательный контекст выступления, в рамках которого