Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

фактическому положению вещей и не давала реального представления о возможном характере боевых действий в начальный период войны». В ходе игр будет зафиксировано коренное изменение взглядов советского военного руководства на роль механизированных корпусов, о которых Главный военный совет еще в 1939 г. высказывался отрицательно[247]. В играх не отрабатывались период обороны, вопросы отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск «восточных». По результатам игр продолжатся штабные работы, причем варианты организации стратегической обороны в качестве основных рассматриваться не будут.

После назначения на пост начальника Генштаба Г. К. Жукова план стратегического развертывания будет не раз перерабатываться. Новый план будет направлен Сталину 11 марта 1941 г.[248] Причем принятым в феврале мобилизационным планом (МП-23) предусматривалось резкое наращивание численности советских вооруженных сил с целью обеспечить превосходство РККА в основных средствах вооруженной борьбы (личный состав, танки, самолеты)[249]. Вероятно, именно в этот момент в Генштабе рождается мысль о нанесении упреждающего удара по противнику, который, по многочисленным разведданным из разных источников, концентрировал свои войска в непосредственной близости от западных границ СССР. Советские военные руководители предлагали уточнить стратегическую цель, которой они назовут «развитие операций через Познань на Берлин, или действие на Юго-Запад на Прагу и Вену, или удар на севере на Торунь и Данциг, с целью обхода Западной Пруссии». На одной из страниц плана стратегического развертывания от 11 марта 1941 г. начальник Оперативного управления — первый заместитель начальника Генштаба Н. Ф. Ватутин по ходу заседания сделает карандашом несколько пометок, несомненно, по указаниям политического руководства. Одна из них корректировала предложенную военными стратегическую цель и ставила менее масштабные задачи — овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии[250]. Другая пометка гласила: «Наступление начать 12.6»[251].

Этому плану стратегического развертывания, на котором отсутствуют чьи-либо подписи, вероятно, не был дан ход[252].

15 мая 1941 г. Тимошенко и Жуков направят Сталину соображения по плану развертывания, который в основных чертах повторит сентябрьский план 1940 г., предусматривавший два варианта развертывания в зависимости от политической обстановки[253]. Советским войскам ставились задачи активной обороной прочно прикрыть границы в период сосредоточения основных сил Красной армии и не допустить вторжения в пределы СССР. В первом (основном) варианте после завершения сосредоточения силами Юго-Западного фронта во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта планировалось нанести решительное поражение люблин-сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла; в дальнейшем нанести удар в направлении на Кельце, Краков и выйти на р. Пилица и верхнее течение р. Одер. Этим достигалась задача «отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне»[254]. Для этого на западе разворачивали Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Главная группировка советских войск к югу от Брест-Литовска состояла из 120 дивизий, а севернее Брест-Литовска из 76 дивизий, причем непосредственно на Западном фронте, прикрывавшем смоленско-московское направление, выставлялось 44 дивизии. По этой причине в первые же дни Великой Отечественной войны потребуется переброска войск с киевского направления на смоленское [255].

Докладная записка наркома обороны СССР С. К. Тимошенко и начальника Генштаба Красной армии Г. К. Жукова в ЦК ВКП(б) с уточненным планом стратегического развертывания вооруженных сил СССР на западе и востоке в 1941 г.

11 марта 1941

[ЦА МО РФ. Ф. 28. Оп. 17. Д. 18. Л. 1–55 об.]

Стратегическое развертывание вооруженных сил СССР, вариант от 15 мая 1941 г.

[ЦА МО РФ. Ф. 28. Оп. 17. Д. 22. Л. 12]

Борис Михайлович Шапошников

1940-е

[РГАКФД. № 2–104624]

В отличие от плана 1938 г., подготовленного Б. М. Шапошниковым, в котором главным считался фронт к северу от реки Припять, в новом варианте плана основные силы советских войск перенацеливались с западного на юго-западное направление[256].

Ошибочным это решение сочтут многие советские военные, в т. ч. маршал Жуков, занимавший тогда пост начальника Генерального штаба. Это решение он припишет Сталину[257]. Между тем именно на западе вермахт и нанесет основной удар в июне 1941 г. Причем слабым местом планов развертывания станут поздние сроки развертывания по итогам мобилизационных мероприятий по обоим вариантам. Сосредоточение армий предполагалось завершить на 20-й день мобилизации в случае развертывания главных сил к северу от Брест-Литовска и лишь на 30-й день мобилизации в случае развертывания главных сил к югу от Брест-Литовска[258].

В современной литературе небезосновательно, как нам кажется, обращено внимание на тот факт, что план военных действий, разработанный советским Наркоматом обороны и Генштабом летом — осенью 1940 г., устарел к весне 1941-го после присоединения Болгарии и Румынии к Тройственному пакту и ввода на их территорию германских войск[259]. Новый весенний план 1941 г. в целом воспроизводил построения своего предшественника. Масштабное усиление Юго-Западного направления, предусмотренное этим планом, не могло устранить его коренного недостатка: над юго-западным плечом предполагаемого удара Красной армии теперь нависала группировка германских войск, размещенная в Румынии.

Документов, свидетельствующих о принятии идеи упреждающего удара советским политическим руководством как практической задачи, не имеется. «„Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?“ — раздраженно бросил Сталин», — так будет вспоминать о реакции вождя на это предложение сам Жуков[260]. А. М. Василевский позднее с ноткой осуждения выскажется в адрес Сталина: «… хотя мы и были еще не совсем готовы к войне… но, если реально пришло время встретить ее, нужно было смело перешагнуть через порог. И. В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений».

Эта коллизия помимо прочего, очевидно, отражает столкновение военного и политического подходов к отражению нависшей над Союзом ССР военной угрозы. Советское военное руководство исходило из принятой военной доктрины, в рамках которой выжидание противника на полевых оборонительных рубежах полагалось наихудшим способом решения задач прикрытия на период сосредоточения главных сил, а лучшей формой боя в пограничных столкновениях считалось наступление[261]. Эти подходы прямо корреспондировали с лозунгом «бить врага на его территории», широко продвинутым в массы с благословения Сталина. Так что выдвижение военным руководством предложения о нанесении упреждающего удара было вполне ожидаемым. Другое дело, насколько это предложение было проработано и подготовлено к реализации. Некоторые современные авторы склонны считать, что проработанным оно не являлось и преследовало цель продемонстрировать Сталину скорее активность военного руководства, чем реальный план войны.

И действительно, те же военные руководители — Тимошенко и Жуков