Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян

всем этим наблюдал с видом умудренного опытом старца: милостиво снисходительно, время от времени шумно и глубоко вздыхая. Так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, как ему сложно в женском коллективе.

- Выезжаем через пять минут! – объявляю громко в сторону детской.

«Космические!» – наконец отвечаю. – «Дети уговорили на аэротрубу!»

«Молодцы, дети» – приходит сразу.

Не отвечаю. Ставлю телефон на кровать и подхожу к круглому зеркалу на стене – надо быстро поправить съехавшую стрелку.

До «Летяги» добираемся быстро – еще одно преимущество жизни не за городом. Всю дорогу брат и сестра возбужденно обсуждают предстоящий полет. А я, вместо того, чтобы наслаждаться вылазкой с детьми, думаю о том, как дальше выстроить наш быт с учетом новых жизненных обстоятельств и того факта, что я больше не мама на удаленке. Допустим, эту неделю, я буду брать их с собой везде, даже выезжая по рабочим вопросам. А вопросов с каждым днем становится больше.

А потом?

Да, школа теперь во дворе, это плюс. Дети смогут сами вернуться домой, если надо. Но они еще слишком малы, чтобы оставлять их одних до вечера.

Раньше бы я обратилась за помощью к свекрови. Но теперь я этого не хочу.

Нора?

Она, конечно же, не откажет. Но и я не хочу наглеть.

О своей маме думаю в последнюю очередь, и вердикт тоже неутешителен: у мамы есть свой «ребенок», и в её жизнь не вписывается помощь дочери и присмотр за внуками.

- Мама, ты слышишь? – врывается в размышления голос сына, когда мы выходим из лифта.

- Что, родной?

- Я спрашиваю, ты же тоже полетаешь?

Звучит, конечно, заманчиво.

- Мам, ну ты чего задумалась? Это же так круто! Неужели ты в детстве не мечтала летать?

Мечтала, конечно, как и все дети.

Я сосредоточенно смотрю на огромную двенадцатиметровую трубу, в которой кто-то парит, демонстрируя головокружительные кульбиты. Кажется, ему очень весело.

И, наверное, это вполне безопасно.

В подтверждение моих слов, к акробату подлетает инструктор в черном комбинезоне, которого я поначалу не заметила, протягивает руки летяге, и они вдвоем аккуратно заканчивают полёт приземлением на обе ноги. Акробат при лучшем рассмотрении оказывается подростком лет четырнадцати..

Жаль, в моем детстве не было таких возможностей.

И я уже не ребенок.

Я взрослая.

Я мама.

Я в ответе за своих детей.

Киваю – дети расплываются в улыбках.

- Нет, Гер, – отвечаю, продолжая кивать и не сводя глаз с трубы. Делаю судорожный вдох. Быстро машу головой, но уже поздно. Образ меня, парящей в аэротрубе, четко впечатывается в мозг. А мозгу, как известно, без разницы, реальность это или воображение – реагирует он в обоих случаях одинаково. В моем – учащенным сердцебиением и накатывающей волной тревоги, переходящей в панику. Кажется, я сейчас опозорюсь перед детьми, потому что... – Не, давайте без меня. Я вас снаружи поснимаю. Я...

Я боюсь высоты.

До дрожи в коленях боюсь.

И началось это после рождения детей. Я понимаю иррациональность этого страха. Понимаю, что не должна становиться его пленницей. Но ничего с этим не могу поделать. Пока.

Наверное, со временем он притупится.

- Ты что, боишься? – с подозрением косится на меня Вика.

- Нет, милая, что ты, – принимаю максимально уверенное лицо, подкрепив широкой улыбкой. Подхожу к администратору Оксане и называю номер брони. – Просто мне это не интересно.

- Ууууу, – разочарованно тянет дочь.

- Папа бы с нами полетал, – бубнит еле слышно сын за спиной.

Мне не послышалось?

Прикладываю карту оплаты к терминалу и поворачиваюсь к Гере. Он сосредоточенно разглядывает свои кроссовки и изо всех сил делает вид, будто не замечает, что я на него смотрю.

- Гера.

Поднимает взгляд, в котором схлестнулись чувство вины и грусть – ни следа той беззаботности, которую он излучал еще несколько минут назад.

- Прости, мам, – лепечет под нос. – Я не хотел тебя расстроить, я просто...

Он замолкает. А я понимаю, что он скучает по нашим прежним совместным вылазкам.

- Ты не расстроил меня, милый, – провожу рукой ласково по плечику сына. И принимаю, может быть, самое неправильное решение с точки зрения педагогики и воспитания: – Знаешь, что? Я попробую!

Чмокаю сына в висок, а у самой уже ноги трясутся. А он смотрит на Вику и подмигивает ей.

Вот хитрый жук!

Но отступать некуда. Стиснув зубы, снова подхожу к администратору и оплачиваю дополнительное время на полет.

Еще со школьных лет я усвоила одно важное правило. Перед смертью не надышишься. Не отступаю, не прячусь, не оттягиваю неизбежное. Беру детей за руки и возглавляю процесс.

Нам проводят инструктаж, выдают экипировку. Переодеваемся. Прохожу первая вместе с инструктором к трубе. Замечаю, как нетерпеливо подпрыгивает в очереди какая-то малышка, на вид не больше пяти лет. И в какой-то момент мне кажется, что я справлюсь. Если она сможет, то я и подавно...

В самом деле, если даже дети не боятся, то неужели я?..

- Я сейчас вернусь, – говорит инструктор, когда мы уже у входа. Киваю, гипнотизируя взглядом прозрачную махину.

Не проходит и полминуты, инструктор возвращается уже в баффе и шлеме. И мы проходим...

А дальше я будто теряю связь с реальностью.

Моментально забываю всё, что нам говорили на инструктаже. Ноги подкашиваются. Уши заложило, и в болезненной тишине не слышно ничего, кроме бешеной пульсации крови: шшш–шшш–шшш... Перед глазами всё плывет, деформируется. Оборачиваюсь – даже инструктор будто растянулся и в рост, и вширь... Если еще до полета у меня такая паника, что будет, когда запустят двигатели?

- Я передумала, – произношу с трудом, потому что даже губы отказываются подчиняться. – Я пойду...

В этот момент труба наполняется гулом мощного мотора.

Воздух накаляется до предела.

- Я боюсь, дайте мне выйти! – получается наконец выговорить, но уже поздно. Мой голос, видимо, не пробьется ни через шлем, ни через рёв механизма.

Я сейчас умру от страха.

В буквальном смысле.

Но инструктор, кажется, всё понимает.

Приближается, придерживает меня за плечи. Поднимаю на него беспомощный взгляд в поисках спасения.

И неожиданно это срабатывает.

Страх куда-то исчезает.

С некоторым опозданием я узнаю и это прикосновение, и согревающий взгляд этих светло-карих глаз.

«Я рядом, я помогу, если тебе нужна будет помощь».

Но разве это может быть правдой? Может, я снова упала в обморок, и мне это всё кажется? Или мозг понял, что