История твоего «Я». Вся правда о deepfake - Андрей Владимирович Курпатов

Детские игры в этом отношении весьма показательны: применяя на себя роль «мамы», играя со своей куклой, девочка лишь воспроизводит набор стандартных, много раз уже проговорённых для неё маминых действий – одеть, поиграть, покормить, попоить, уложить спать.

Что ещё ему делать со своим «ребёнком», девочка просто не знает, поскольку соответствующих сущностей в её сознании нет. Точно так же дети играют во «врача» или в «водителя» – набор видимых действий, но в соответствии с сущностью «врача» или «водителя», как она ощущается ребёнком.

Он автоматически говорит «спасибо», потому что его так научили, а не потому что он испытывает благодарность. Чтобы кого-то искренне поблагодарить, мы должны войти в положение этого человека: понять, что он потратил силы, чтобы что-то сделать для нас, хотя мог и не тратить.

Но для этого нужно понимать этого человека, его обстоятельства, мотивы, располагаемые ресурсы, наши с ним отношения, общий контекст ситуации. Для ребёнка всей этой реальности «внутренних миров» других людей ещё не существует, даже если он проходит знаменитый тест Саймона Барона-Коэна на аутизм[57].

То есть да, ребёнок уже понимает: если он перепрятал куклу, другой человек, который этого не видел, скорее всего, не знает, где она находится. Ребёнок с аутизмом эту задачу, как известно, решить не может – для него если он куда-то положил куклу, то там она и лежит, а кто что думает, он не в курсе.

Однако сам по себе этот тест выявляет лишь грубую психическую патологию. В целом даже шимпанзе могут что-то друг от друга спрятать или перепрятать, когда другие не видят[58]. Но в отличии от шимпанзе, ребёнок уже присоединился к миру общего для людей «галлюциноза» – миру понятий-сущностей.

У взрослых за понятиями стоят связанные друг с другом внутренние смыслы. Для ребёнка – пока лишь набор случайных ассоциаций. Лев Семёнович Выготский спрашивает ребёнка: «Что такое богадельня?» – и ребёнок начала XX века отвечает: «Это там, где Бога делают»[59].

Так что слова для ребёнка – это способ обозначения «сущностей», но пока ещё не те внутренние связи, которые между ними предполагаются взрослыми. Весь мир ребёнка ещё полностью зациклен на нём самом и в этом смысле лишь тем отличается от рыбы, двигающейся к коралловому рифу, что она ориентируется на физические сигналы, а он – в социальном пространстве – на «сигналы сигналов».

ВЕЧНЫЕ МАУГЛИ

Если бы с младенчества нас лишили человеческого общества и не научили языку, то мы бы с вами и не знали, что у нас есть личность. Другие люди, полагаю, тоже вряд ли относились бы к нам как к личности. Скорее, как к какому-то странному недочеловеку, даже животному.

Но это странно. Если наша личность – это что-то настолько фундаментальное, как мы обычно о ней думаем, то как её может в нас не быть, даже если нас воспитывала волчья стая? Если так, то получается, что наша личность – это вообще не мы, а просто личина, которая формируется в наших отношениях с другими людьми.

Кому-то, возможно, эта логика покажется странной. Но поверьте, так всё и есть: личность, которой мы привыкли так гордится, представляет собой лишь достаточно сложный поведенческий конструкт, состоящий из компонентов двух типов:

• из набора привычных для нас форм поведения в различных социальных ситуациях – то есть как мы действуем и ощущаем себя в отношениях с теми или иными людьми;

• а также из набора представлений, которыми мы объясняем себе своё поведение в разных социальных ситуациях, – где-то мы себя считаем заслуживающими уважения, а где-то стесняемся и считаем, что мы окружающим неровня.

Понятно, что соответствующие модели поведения и самоидентификации мы придумали не сами по себе, а такими уж они у нас сформировались в процессе нашего воспитания. Всю эту совокупность мыслей и поведенческих реакций, в целом достаточно разношёрстную и противоречивую, мы почему-то считаем «единством» своей личности.

Однако каждый хорошо знает, что в отношениях – со своими вторыми половинами, коллегами, родителями, детьми, начальниками, полицейскими, психотерапевтами, друзьями детства, шпаной в подворотне и ещё в тысячи других разных социальных ситуаций – мы и ведём себя по-разному, и думаем о себе разные вещи.

И всему этому репертуару своих социальных ролей мы выучились. Процесс формирования личности – это, по сути, процесс социокультурной дрессировки. Мы научились идентифицировать разные социальные ситуации, узнали, какое наше поведение в них наиболее для нас выгодно, и обзавелись соответствующими автоматизмами – своими «ликами» или «личинами».

Конечно, личность каждого из нас индивидуальна. Но и рисунок линий на вашей ладони уникален, и прожилки на листьях одного и того же дерева – нигде больше не повторятся. Достаточно ли это для того, чтобы признать в них наличие самостоятельной, уникальной «личности»? Что-то я сомневаюсь.

Проще говоря, наша психическая и психологическая индивидуальность обусловлена генами и конкретными условиями нашего воспитания. Однако сама по себе формула личности, напротив, вполне универсальна – это множество разного рода социальных ролей.

Сын или дочь, отец или мать, покупатель в магазине и пассажир в маршрутном такси – всё это социальные роли, которые каждый из нас разыгрывает, так сказать, в меру своего таланта и внутренней потребности.

Впрочем, главное здесь не в том, каково конкретное исполнение нами той или иной роли, а сам тот факт, что мы умеем идентифицировать специфику разных социальных ситуаций и вести себя в них определённым, свойственным нам образом.

Можно быть «плохим отцом», «хорошей дочерью», «классным специалистом» или «привередливым клиентом», – но всё это уже детали. Важно, что все наши отношения с людьми разворачиваются как своего рода сценарии. Знаменитый психотерапевт Эрик Берн даже сделал себе карьеру на том, что расписал наиболее типичные из них[60].

То есть процесс формирования личности выглядит достаточно простым: нас воспитывают, а мы воспитываемся. Ну и в результате получается «личность», которой остаётся лишь разнообразить репертуар своих ролей. Однако всё не так просто…

Поскольку формирование нашей личности происходит в постоянном взаимодействии с другими людьми, мы начинаем как бы множиться в зависимости от того, как воспринимаем себя в отношениях с каждым конкретным – другим – человеком.

При этом постепенно усложняется и формат этих отношений с другими людьми: где-то мы ведём себя определённым образом, даже не задумываясь об этом (нам, например, нет нужды всякий раз вспоминать, что