Плохие парни оставляют раны - Айнави

знать, что случилось? Хорошо, - Ник выплёвывает слова, теперь уж точно разозлившись не на шутку. - Отец изменял матери. Дошло до того, что как - то вечером его сучка позвонила к нам домой. Отца не было. Тогда какого - то его друга подстрелили, он у него в больнице чуть ли не ночевал. После разговора с этой шлюхой у мамы, - голос Ника срывается, но он почти сразу берёт себя в руки, - началось кровотечение. Оказывается она была беременна. Я вызвал скорую, и пока она ехала, держал её на руках. Мама могла умереть тогда, - а через секунду добавляет в ярости, - если бы нашёл ту суку, убил бы, - замолкает, дышит глубоко, пытаясь успокоиться. Потом спрашивает, чеканя слова: - Теперь скажи мне, Полина, зачем тебе это знать?

Протягиваю ему фотографию. Никита рассматривает её со всё возрастающим изумлением. Поднимает на меня взгляд:

- Какого... это...

- Твой отец, его подстреленный друг и та самая сука, что чуть не свела в могилу твою маму. Последние двое - мои родители.

Ник достаёт пачку сигарет, молча прикуривает, отворачиваясь к окну. Вижу, как дрожат его пальцы, как то и дело его взгляд возвращается к проклятой фотографии.

- Расскажи всё.

И я рассказываю, до конца не понимая, чего хочу добиться больше: поведать ему правду, которую он имеет право знать, или переложить на него часть той боли, что испытываю сама. А, может, отомстить? Он ведь так похож на своего отца.

Ник кусает губы почти до крови. Не смотрит на меня. Как же я его понимаю. Упирается лбом в руки, сложенные на руле. Говорит:

- На нас это никак не скажется... - повторяет раз за разом, но всё тише и тише. Потом оборачивается ко мне. - Да что ж за блядство, - со злобой выдыхает он, - какого хера ты так на неё похожа?

Ник выскакивает из машины, с такой силой хлопая дверью, что меня подкидывает на сидении. Пинает переднее колесо, вымещая на нём окутавшую сознание злобу. Снова закуривает, комкая в пальцах пачку с оставшимися сигаретами. Даже немного завидую ему, он хотя бы может выплеснуть из себя свою боль, а у меня внутри будто замёрзло всё.

Проходит минут пятнадцать, наверное, прежде чем он возвращается в машину. Садится за руль, всё ещё тяжело дыша, до конца не успокоившись после вспышки ярости. Оборачивается ко мне и произносит:

- Мы как - нибудь справимся с этим, Поля. Не сегодня, но справимся, - повторяет уже тише. - Мы же не виноваты в том, что они натворили, - и снова я слышу, - мы справимся, - вот только уверенности в его голосе нет ни на йоту.

- Конечно, - соглашаюсь, даже стараюсь придать голосу бодрости. Но, как и Ник, я не верю в то, что говорю, не верю, что вновь смогу смотреть ему в глаза, отвечая улыбкой на улыбку. - Я домой. Доеду на автобусе.

Выхожу из машины. Ник меня не останавливает.

Глава 7

Знаю, я не должна цепляться за прошлое,

Так почему же я не могу отпустить тебя?

Ведь каждый раз, когда я с тобой,

Я забываю, что нужно дышать...

Я всё пытаюсь понять, кто ты для меня,

Но, возможно, нам суждено так и остаться

Красивой незаконченной историей...

Ella Henderson - Beautifully Unfinished

Уезжаю с Верой в Санкт -Петербург на следующий день после разговора с ней и отцом в кафе. Прекрасно понимаю, что такпросто пытаюсь убежать от действительности, в которой нас с Ником больше нет. Мне хочется верить в его слова: «Мы справимся», но мне нужно отдышаться, нужно привести мысли в порядок, разобраться в собственных эмоциях. И ему тоже.

Отец против моей затеи. Но он не спорит, лишь бросая на меня неодобрительные взгляды, пока я быстро скидываю первые попавшиеся вещи в чемодан. Уверена, он переживает, думая, что я уезжаю от него, так до конца и не простив за произошедшее. И будь у меня чуть больше душевных сил, я бы обязательно поговорила с ним ещё раз. Но я только крепко обнимаю его в аэропорту на прощание.

Питер встречает привычной хмарью: прохладный влажный воздух обволакивает лёгкие, серое небо отлично оттеняет такое же настроение. Усмехаюсь про себя: я бывала в этом городе, навсегда запавшем в душу, во все времена года; иногда мне кажется, что он словно завис вне времени и пространства, навсегда укутанный в серость, влажность и ветер. Тем лучше, хоть что - то радует своим постоянством.

Вера не может бросить работу, но я и не возражаю. Мы прилетаем в Питер в среду, и до субботы я, отгородившись от окружающего мира наушниками с любимой музыкой, брожу бездумно по центру, пока мышцы в икрах не начинают неметь от усталости. Тогда захожу в какую - нибудь кофейню, показавшуюся уютной, и провожу там остаток дня, потягивая любимый капучино.

Поначалу ощущаю внутри лишь опустошение. Мысленно, то и дело возвращаюсь к ссоре с отцом, к разговору в кафе с Верой, к экзамену по философии: вспоминаю о чём и о ком угодно, только не о Никите. Потому что страшно... «Мы справимся», но как? Смогу я забыть, что мужчина, на которого так похож Ник, помог матери раскрошить нашу семью на кусочки? Или Никита... сможет смотреть на меня, вспоминая как его мама чуть не умерла у него на руках из - за женщины, с которой я похожа как две капли воды?

День, второй, третий, пара выходных с Верой, которые мы проводим за ничего не значащими разговорами и просмотром комедий с Пьером Ришаром и Жераром Депардье. Вера не поднимает болезненной темы, и я молчу: мне нечего сказать даже самой себе, не то, что ей.

Снова я на питерских улицах, и я не знаю, сколько бы ещё продолжалось моё внутреннее безмолвие. Но в одном из кафе слышу песню Земфиры, и меня уносит...

Тёмно - жёлтые стены, увешанные бесчисленными рамками с фотографиями. Фома, склонившийся над моей левой рукой. Ник, сидящий в том самом кресле «большого босса», сжимающий мою правую ладонь. И я, нервно закусывающая губу, потому что чертовски больно.

- Терпимо, - в который раз говорю Нику, когда он тихо