История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Парламент, однако, нисколько не сомневался в том, что шотландцы всецело его поддерживают. В Лондоне находились шотландские комиссары, к тому же Палаты имели тесные сношения с маркизом Аргайлом, графом Лоуденом и другими вождями мятежа, которые, ясно сознавая собственную вину, не могли поверить, что король искренне их простил, и потому опасались, что при первой возможности он привлечет их к суду за содеянное.

В августе Генеральная ассамблея шотландской церкви выразила в особой декларации свою скорбь по поводу того, что, в нарушение прежних обещаний короля и Парламента и вопреки желаниям и молитвам благочестивых людей в обоих королевствах, дело религиозной реформы подвигается чрезвычайно медленно и ему чинятся серьезные препятствия.

Здесь стоит вспомнить, что еще в ходе мирных переговоров шотландские комиссары высказали желание установить в Англии и Шотландии единство религии и единообразие церковного управления. Многие тогда возмутились, усмотрев в этом предложении вмешательство в сферу, подчиненную английским законам, и требовали резкой отповеди. Однако ловким вождям оппозиции удалось добиться более мягкого ответа на эту претензию.

В нем было сказано, что Его Величество, по совету обеих Палат Парламента, одобряет желание своих шотландских подданных ввести в Англии и Шотландии единообразное церковное устройство; что английский Парламент уже приступил к реформе церковного управления и в надлежащее время завершит ее во славу Божью ради мира в церкви и в обоих королевствах.

Теперь же, ссылаясь на этот ответ, Генеральная ассамблея шотландской церкви требовала в своей декларации соответствующих мер от английского Парламента, ибо единство религии, общий символ веры, одинаковые богослужение и катехизис остаются невозможными, пока в Англии и Шотландии не установлена одна и та же система церковного управления, иначе говоря, пока не вырвано с корнем прелатство - главная причина нынешних бедствий и смут, растение, посадил которое отнюдь не Господь, и от которого не приходится ждать ничего иного, кроме самых горьких плодов.

Лорды шотландского Тайного совета одобрили декларацию духовенства и настойчиво просили английский Парламент благосклонно выслушать представленные в ней пожелания и предложения.

Те, кто с самого начала замышлял переворот и смуту в церкви,теперь пытались внушить Палатам, что шотландцам следует дать обнадеживающий ответ, ибо привлечь на свою сторону их сердца (а если потребуется, то и руки) можно, лишь удовлетворив их желания в делах религии.

Хитростью и обманом им удалось добиться своего, и в обращенной к шотландцам декларации Палаты объявили иерархическое церковное устройство злом, выразили твердую решимость с ним покончить и сообщили о своем намерении установить, по совету благочестивых и ученых богословов, такую систему церковного управления, которая в наибольшей степени соответствовала бы слову Божьему.

Впрочем, очень многим (и самому королю) тогда казалось, что, выставляя непременным условием помощи Парламенту реформу церковного строя, на которую в Англии едва ли согласятся, шотландцы преследовали единственную цель - уклониться таким образом от участия в войне против короля.>

Глава IV

(1642—1643)

Король чувствовал себя превосходно в Оксфорде, где между тем принимались меры, чтобы поставить на ноги раненых и больных, а также разместить по квартирам армию, за короткий срок заметно пополнившуюся. Несколько колледжей поднесли в дар Его Величеству все деньги из своей казны, что составило изрядную сумму и явилось подспорьем столь же своевременным, как и присланное ими ранее серебро. Если бы король осуществил свое решение остаться на зиму в Оксфорде, не пускаясь в какие-либо новые предприятия, то это имело бы самые благие последствия, ведь его престиж стоял теперь высоко; королевскую армию, благодаря одержанной ею победе, считали гораздо более грозной, чем она была на самом деле; Парламент все явственнее раскалывался на враждующие клики и начинал сожалеть о прежних своих действиях; граждане Сити все громче высказывали свое недовольство, и вновь их обмануть было бы уже не так легко. Всюду требовали одного — направить королю мирные предложения, и эти благоприятные настроения, полагали многие, можно было с успехом поддержать, отказавшись от дальнейшего наступления на Лондон и продемонстрировав тем самым его жителям, сколь неосновательны их страхи и опасения. Однако, когда погода вновь улучшилась (как это часто бывает накануне дня поминовения всех усопших), из Абингдона, где располагалось командование кавалерии, был отправлен крупный конный отряд, который, продвинувшись дальше, чем ему было приказано, подошел к Ридингу, где комендантом был Генри Мартин. Охваченные страхом, комендант и гарнизон тут же умчались в Лондон, без боя отдав город кавалеристам короля; а те поспешили донести Его Величеству, что перед ними все в панике бегут, что граф Эссекс по-прежнему стоит в Уорвике, ибо армия его не готова к походу; что в Парламенте царят страшные раздоры, и с приближением Его Величества обе Палаты непременно разбегутся; и что нет силы, способной помешать возвращению короля в Уайтхолл. Сам же Ридинг, указывалось в донесении, столь сильно укреплен и столь удачно расположен, что если король все же найдет нужным устроить свою главную квартиру в Оксфорде, то оставленный в Ридинге гарнизон будет для нее надежной защитой.

Эти и некоторые другие соображения — вместе с присущей людям склонностью легко принимать на веру все, что им хотелось бы считать правдой, — побудили короля выступить с армией к Ридингу. Тревожное известие быстро достигло Лондона, где его встретили с величайшим ужасом. Теперь Палаты отказывались верить тому, что сообщали прежде из их собственной армии. Неприятельские войска — как их уверяли, наголову разбитые и совершенно расстроенные — находились теперь не далее как в тридцати милях от Лондона; а граф Эссекс — который приписывал себе победу и, как они думали, бдительно наблюдал за королем, чтобы не дать тому ускользнуть от Парламента, — все еще стоял в Уорвике, и о нем ничего не было слышно. Пока король был далеко, в Ноттингеме и Шрузбери, Палаты издавали грозные и надменные распоряжения, приближавшие войну; когда же война подошла к ним совсем близко, их радостное рвение поугасло.

Еще не решив, что им теперь следует объявить, Палаты отправили посланника, который, найдя короля в Ридинге, попросил единственно лишь об «охранной грамоте от Его Величества для особого комитета лордов и общин, который мог бы явиться к Его Величеству с покорной петицией от его Парламента». На это король тотчас же ответил, «что всегда был и остается готов принять от них любую петицию, что он с радостью встретит их комитет — при условии, что в нем не окажется лиц, поименно объявленных Его Величеством изменниками и как таковые изъятых из обещанной в его декларациях и прокламациях амнистии». Причиной такого исключения стало как