Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Где она сейчас обитает?

– В Париже.

– У нее есть семья?

– Есть муж и дочка. Ну, с мужем она уже не живет, они разошлись, а дочка при ней… Твоя ровесница. И тоже уже разведенная… Передает тебе горячий привет.

– Мерси, – сказал я. – И что же они там в Париже делают? Как живут?

– Ну, как живут эмигранты? Не очень-то роскошно. Сестра держит небольшой кабачок. Вот пишет: «Сама жарю блины».

– А ее муж?

– Тоже где-то торгует.

– А моя кузина?

– По-моему, вообще ничего не делает… Да какая разница?

– Никакой, это верно. А кстати, как вы все-таки разыскали друг друга?

– Через знакомых. Наша связь оборвалась в тридцать седьмом. Время тогда было суровое, шли аресты… Ну а потом началась война… И я думала, что их уже и в живых-то нет. Но вот недавно границы приоткрылись: на Запад стали ездить всякие делегации, туристы, множество журналистов. И представь себе, один мой старый приятель повстречал в Париже кое-кого из наших донских казаков, – там их, оказывается, много, целая колония! И все узнал… Ну и вот. Теперь сестра пишет, что хочет пригласить меня к себе в гости месяца на полтора.

– Но разве это возможно?

– Да вроде бы… Говорят, что уже начинают кое-кого выпускать к близким родственникам. Это называется «по личному приглашению».

– И когда же ты думаешь поехать?

– Ох, не знаю. Дело это сложное, хлопотливое… Во всяком случае – не в этом году.

– В общем, я рад за тебя, – сказал я погодя. – Подумать только – в Париж! К сестре! Даже как-то и не верится.

– Мне и самой не верится, – проговорила она, всхлипывая. – Ведь столько лет прошло! Столько лет… Но если все у меня хорошо получится, то потом и ты тоже, наверное, сможешь съездить. А почему бы и нет? Я в Париже поговорю.

Так мы с ней беседовали. Она по-прежнему жила со своим мужем-художником, и я засиделся в уютной, тихой их квартирке допоздна. А когда собрался уже уходить, она вдруг спросила:

– Ну а какие твои ближайшие планы? В Москве ты надолго? Может, вообще останешься, а?

– Не знаю, – задумался я, – не решил еще…

– Ты же ведь теперь на гребне успеха! Добился всего, чего хотел.

– Да нет, не всего, – ответил я медленно, – надо еще вступить в Союз писателей… Туда, понимаешь ли, принимают только с двумя книгами, а у меня пока что одна.

– Зато ее многие хвалят.

– Ну, это еще полдела… Ты вот говоришь «на гребне успеха»… Но успех мой не очень-то большой. Для московской профессиональной среды я покуда еще мальчик, новичок. Меня похвалили всего лишь за удачное начало.

– Что-то ты слишком уж строг к себе, – протянула она. – А впрочем, мне нравится такая строгость! Ты рассуждаешь как настоящий мужчина… И значит, что же, думаешь возвращаться в Сибирь?

– Да. Еще на годик. Так, по-моему, будет правильно. Это здесь, в столице, я новичок, а приеду в свою глушь – сразу превращусь в мастера! Там я теперь обрету силу, выпущу без хлопот еще пару книжек. Быстренько вступлю в Союз писателй. И тогда уж вернусь окончательно.

– Повторяя известное выражение Юлия Цезаря, – улыбнулся мой отчим, – можно сказать, что ты пока предпочитаешь быть первым в деревне, чем вторым в Риме… Не так ли?

– Именно, – кивнул я, надевая пальто. – А разве я не прав? Сейчас надо развивать успех, и в провинции я смогу это сделать быстрее и легче.

– Ну что ж, поезжай, – сказала мать. И вздохнула коротко: – Раз уж ты так решил!

Почему я, собственно, так решил? Почему не поверил в себя, не остался в Москве?

Если уж говорить об успехе, то развивать его, конечно же, надо было в том самом месте, где он и начался… Я же, глупец, поспешил уехать.

Я забыл, что в жизни моей ничто не давалось мне быстро и легко. Забыл о том, что линия моей судьбы всегда шла как бы по спирали…

И вот, описав очередной виток, судьба опять подвела меня к краю катастрофы.

Впрочем, это случилось не сразу… Покинув Москву, я некоторое время разъезжал по Сибири (о Енисейске мне даже и думать теперь не хотелось!) и подыскивал себе подходящее место. И поначалу вояж мой выглядел довольно весело. На востоке страны у меня было много друзей и приятелей. И они принимали меня с искренним радушием.

Как я и предвидел, московские мои дела представлялись сибирякам в ином свете… И мне нравилось играть здесь роль победителя, роль любимца фортуны! Я даже стал высокомерным. И когда в Абакане мне предложили вновь поступить на работу в местную газету, я отказался с небрежной улыбочкой. Должность газетного репортера меня уже никак не устраивала. И так же небрежно я отклонил ряд других предложений в иных городах.

Но наконец я все же застрял в Красноярске, в столице огромного края, охватывающего почти весь бассейн Енисея… Появилась возможность занять пост литературного редактора в книжном издательстве. И это меня заинтересовало. Но даже и тут я почему-то не стал торопиться… Почему?

Сейчас, оглядываясь назад, в далекое прошлое, я вижу отчетливо все свои промахи. И думаю о том, как фатально, как безнадежно все устроено в этом мире; мы ясно видим наше прошлое, но изменить его не в силах, а будущее, может быть, мы и могли бы изменить, но оно нам не видно…

Застряв в Красноярске, я несколько дней беззаботно веселился в шумной компании. Потом простыл, загрипповал. И слег, приютясь на квартире у одного из тамошних своих приятелей.

Вот, кстати, о нем. Фигура эта была весьма любопытная. Он увлекался поэзией, сочинял детские сказочки, пьески. Но это скорей для души… Сказочки прокормить не могли. И ради хлеба ему пришлось служить. Причем должность его была – заведующий Домом культуры краевого управления милиции.

И как-то вечером он вошел ко мне (я лежал на диване в его кабинете), тяжело опустился на край постели. Закурил не спеша. Потом спросил:

– Ты знаешь о венгерских событиях? О том, что там этой осенью произошло антисоветское восстание?

– Немного знаю, – пробормотал я, – недавно читал… Восстание быстро подавили, не так ли? Впрочем, информация была краткая, скупая. А что, есть какие-то новые сведения?

– Есть, – кивнул он. И, помолчав, добавил: – Касающиеся тебя…

– Меня? – Я привстал, опираясь на локти. – Но какая же связь между мною и Венгрией? Не понимаю…

– Не понимаешь? – усмехнулся мой приятель. – А ну-ка, прочти! Вот тут, где подчеркнуто.

Все это время он сидел, теребя в руках сложенную газету. И