Легенды и мифы Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

В провинциальной Коломне, где, по выражению Гоголя, «все тишина и отставка», проживало немало обедневших дворян, не вышедших в люди чиновников, отставных офицеров, генералов без армии и адмиралов без флота, чьи негромкие имена уходили в небытие вместе с их жизнями, зарастали травой забвения и в дальнейшем представляли интерес разве что в связи с именами великих современников.

Так случилось и с безвестным капитаном Мерлини, которому повезло жить вблизи дома адмирала Клокачева, сдававшего квартиру Пушкиным. Именно поэтому история незадачливого капитана с итальянской фамилией попала в исследование Яцевича «Пушкинский Петербург».

Каховский

Пятеро осужденных на казнь декабристов ранним июльским утром 1826 года в ожидании исполнения приговора вблизи помоста на кронверке Петропавловской крепости на короткое время были предоставлены сами себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одинокий и мрачный стоял Каховский. Перед самой казнью четверо, прощаясь, братски обнялись друг с другом. И только Каховскому никто не протянул руки.

Да, так передает легенда. Чуть ли не иллюстрация к утверждению о том, как «страшно далеки от народа» были первые дворянские революционеры, не сумевшие будто бы даже перед лицом общей судьбы преодолеть классовую грань между высшим обществом, представителями которого они были, и бедным отставным армейским поручиком.

Или легенда родилась в среде питерского пролетариата?

Петр Григорьевич Каховский в свои 28 лет сумел испытать многое: служба в лейб-гвардии Егерском полку, разжалование в солдаты, снова служба, отставка, скучная жизнь в смоленской глуши, пылкая, но безответная любовь, которая бросила молодого человека из бедности полуразоренного имения в нищету блестящего Петербурга, и, наконец, короткая, но энергичная и яркая деятельность в тайном Северном обществе.

В Петербурге Каховский жил в дешевых номерах гостиницы «Неаполь», что на Вознесенском проспекте, бедствовал, если не сказать нищенствовал, по собственному признанию, по несколько дней не ел и вечно просил взаймы, чаще всего не надеясь отдать долг. Все это вызывало откровенное презрение и даже брезгливость обеспеченных членов общества декабристов. Друзей у него не было вообще, а среди декабристов он стоял несколько особняком.

Портрет Петра Каховского. Картина, 1906

14 декабря 1825 года на Сенатской площади, в то время, когда многие руководители восстания растерялись, а некоторые не явились вообще, Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Петербурга графа М. А. Милорадовича.

Президент Академии художеств А.Н. Оленин

Алексей Николаевич Оленин, этот «друг наук и искусств», до 18 лет был величайшим невеждой. Именно с него Фонвизин написал образ знаменитого Митрофанушки, а с его матери – образ Простаковой. Только дядя Оленина сумел заметить у мальчика способности. Он забрал его у матери и дал блестящее образование.

В молодости на Оленина произвела сильное впечатление увиденная им комедия «Недоросль». Именно она заставила его бросить голубятничество, «страсть к бездельничанью» и приняться за учение.

В действительности легенда не соответствует нашему представлению об одном из образованнейших людей блестящего XIX века. Речь идет о президенте Академии художеств, основателе и первом директоре Публичной библиотеки, историке и общественном деятеле, археологе и художнике, близком друге многих писателей и актеров, ученых и молодых офицеров – будущих декабристов.

Алексей Николаевич Оленин (1763–1843) получил традиционное, неплохое по тем временам домашнее образование, которое продолжил в петербургском Пажеском корпусе. Семнадцатилетнего юношу за успехи в учебе направляют для совершенствования в Германию, где он много занимается немецким языком, рисует, осваивает гравировальное искусство и, что особенно важно, влюбляется в античное искусство и литературу.

По возвращении в Петербург Оленин поселился на Фонтанке, в доме № 125 (по современной нумерации – 101), полученном в приданое его женой, в девичестве Полторацкой. С тех пор этот дом вошел в историю Петербурга как Дом Оленина. Он пользовался небывалой популярностью в художественных и просвещенных кругах столицы. Желанными гостями здесь постоянно были Пушкин и Крылов, Гнедич и Кипренский, Грибоедов и братья Брюлловы, Батюшков и Василий Стасов, Мартос и Федор Толстой и многие другие.

Значение оленинского кружка очень скоро переросло значение дружеских собраний с танцами, картами и непременным обильным столом. Здесь рождались идеи, возникали проекты, создавалось общественное мнение. Это был культурный центр, в котором исподволь формировался наступивший XIX век, названный впоследствии «золотым веком» русской культуры, веком Пушкина и декабристов, «Могучей кучки» и передвижных выставок, веком Достоевского и Льва Толстого.

Александр Пушкин

Феодальное право

Начало трагической цепи событий, приведших к дуэли и смерти Пушкина, положил Николай I, который как главный помещик страны использовал право первой ночи по отношению к Наталье Николаевне.

Сразу следует оговориться. Отечественное пушкиноведение единодушно и решительно отрицает факт, легший в основу легенды. К такому выводу литературоведческая наука пришла в результате многих десятилетий трудных поисков и счастливых находок, отчаянных схваток между оппонентами и логических умозаключений. С трудом удалось преодолеть многолетнюю инерцию общественного мышления, заклеймившего Наталью Николаевну на всех этапах всеобуча – от школьных учебников до научных монографий. Было. И это «было» пересмотру не подлежало. Науке с юридической скрупулезностью пришлось анализировать свидетельские показания давно умерших современников Пушкина, оставивших тысячи дневниковых страниц и писем, пришлось устраивать свидетелям «очные ставки» и перекрестные допросы, чтобы выявить противоречия в их показаниях, пришлось извлекать из небытия улики и факты, чтобы на Суде Истории был наконец вынесен справедливый и окончательный приговор: не БЫЛО.

Между тем не следует забывать, что великосветская сплетня, выношенная в феодально-крепостническом чреве аристократических салонов, стала достоянием Петербурга и в один прекрасный момент превратилась в довольно живучую легенду, претендующую на истину. Почва для этого оказалась благодатной.

Портрет Александра Пушкина. Гравюра, 1940

В 1836 году до великого акта отмены крепостного права оставалась еще целая четверть века. Крепостническая Россия во главе с главным помещиком – царем, поигрывая в просвещенность и демократию в великокняжеских дворцах и особняках знати, цепко держалась за средневековые правила в отношениях с низшими сословиями. Одним из таких атавизмов было пресловутое право первой ночи, довольно широко распространенное в дворянско-помещичьей практике. Не брезговали этим и высшие сановники. Феодальная мораль позволяла чуть ли не бравировать этим. При необходимости это становилось орудием против неугодных.

В злосчастном пасквиле, полученном Пушкиным, фигурировал «великий магистр ордена рогоносцев». Весь Петербург знал, что им слыл Нарышкин, чья жена в свое время чуть ли не официально считалась любовницей Александра I. Таким простым и откровенным способом авторы пасквиля намекали на связь Николая I и Натальи Николаевны. В это верили. Ужас пушкинской трагедии в том и состоял, что верили даже лучшие друзья. Вероятно, как предполагает С. Абрамович,