Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

– Запомни, обязательно надо добавлять в говядину гусятину, хоть немного! – говорит она строго. – Кладем наше одеяльце, – продолжает Лилька, аккуратно выстилая тонким слоем теста чугунную сковородку, – теперь мясо с картошкой и накрываем другим одеяльцем.

Она вертит головой то вправо, то влево, проверяя, все ли сделано как надо.

Одеяльца отправляются в духовку. Мы следим за балишом через окошечко в дверце духовки.

Плиту эту купила Лилькина мама на свою премию и очень ей гордится – газ включается кнопкой, а в духовке горит фонарик, освещающий приготавливаемое блюдо.

– Хочу быть поварихой… – мечтает Лилька. – Я всю жизнь могу провести на кухне! Когда что-нибудь пеку, то прям кайфую… Мне нравится, что даже мама улыбается, когда у меня получается что-то вкусненькое.

Я интересуюсь:

– А почему твоя мама редко улыбается?

– Она ворчит, что у папы маленькая зарплата. Ей приходится горбатиться за двоих… – грустно отвечала она. – Наверное, поэтому.

– У нас то же самое… – пожимаю я плечами, – но мама улыбается.

– Все люди разные, – отворачивается Лилька. Ей неприятен наш разговор.

Мы жили скромно, на учительскую зарплату, а Лилькина мать работала заведующей магазином.

А мне на завтрак готовили картошку, потому что больше в доме ничего не было. Иногда, если повезет, я ела макароны.

Из мяса мы варили суп. Его хватало на два-три дня.

Однажды мать, придя с работы, поставила на стол четыре железные банки. Папа взял одну и повертел в руках. Банки были без названия.

– Что это? – спросил он.

Мать хитро посмотрела на него сияющими глазами и заговорщически произнесла:

– Тушенка…

Отец тут же полез в стол за открывалкой. Мама запорхала по кухне:

– Надо картошечку отварить, помнишь, Марат, как в студенческие времена у нас на даче…

Она уже начала рассказывать историю из их молодости, как вдруг услышала возглас отца:

– Вот гады!.. Ты где это купила вообще? Нет, ты посмотри, посмотри, а… – Он протянул нам банку, и мы заглянули внутрь.

Там была болотного цвета трава.

– Ну-ка, вторую открывай, – закричала мать.

Во второй то же самое… Как и во всех остальных.

Морскую капусту подсунули матери на Центральном рынке цыганки.

– Подошли и говорят: «Тушенку надо?» А у меня сегодня расчет был, ну я и взяла. Сволочи, как же так можно! – плакала она.

Отец пнул коробку с картошкой:

– Поехали туда, может, они там еще.

Вернулись они через час ни с чем.

Одну банку капусты мы съели с картошкой.

– А что делать с тремя другими? – задумалась мать. – Пойду Расиме предложу, не выбрасывать же. Вон они шумят в коридоре, схожу посмотрю, что они там делают.

Мама отрыла дверь. Дядя Эдик и широкоплечий высокий мужик втаскивали в квартиру Лильки персидский ковер.

– Эдик, Расима дома? Вам капуста морская нужна?

Красный дядя Эдик указал ей на кухню:

– Иди ей предложи.

Тетя Расима обрадовалась капусте, но взяла одну банку. Остальные отец выбросил в мусорку. Видимо, со злости.

* * *

Тетя Расима при своей неимоверной скупости имела пристрастие обставлять дом дорогой мебелью и посудой. Казалось, стоит только приоткрыть дверцу серванта, как на тебя оттуда посыплются фарфоровые чашки, тарелки, хрустальные рюмки.

В их жилище царила чистота, подушки они накрывали ажурной сеточкой, а на кроватях лежали шелковые покрывала. Белоснежная кровать, на которой мы с Лилькой часто прыгали, представляя себя певицами, пахла деревом и лаком.

О том, что мы прыгали на кровати, тетя Расима не знала, потому что не простила бы нас за эту шалость.

Ответственность за чистоту дома всегда лежала на Лильке. Она, словно балерина, танцевала, летя из одного конца в другой, и протирала трюмо, полки, стол, сервант. На подоконниках их окон стояла красная герань.

– Этот запах, – говорила Лилька, – лечит бессонницу и нервные срывы.

«Хорошо было бы все комнаты в их квартире заполнить горшками с геранью», – думала я.

Мне «везло» на несчастные любови. В девятом классе мне понравился один несимпатичный парень – весь прыщавый и глупый. Почему понравился? Может, потому, что я совсем не разбиралась в мальчишках… И вот я пришла к Лильке за советом.

– Когда мы влюблены, мы не видим прыщей и тупости, – сказала она глубокомысленно, повертев в руке его фотку.

Я игриво спросила: «Он самый лучший?»

Лилька расхохоталась: «В мире крокодил…»

Конечно, я не обиделась, мы посмеялись и начали готовить котлеты.

Лиле нравился Паша. Блондин с голубыми глазами. Он дружил с ее двоюродным братом, который часто заходил к ним в гости. Лилька тогда прибегала ко мне через день, чтобы погадать. Какой я была гадалкой, нетрудно себе представить, но мы верили, что по картам можно узнать будущее.

Иногда Лилька плакала, говорила: «Ну, я так и знала, опять разбитое сердце вышло…» Разбитое сердце выходило через день, но она почему-то иногда этого не замечала. В эти моменты я боялась за нее, вспоминая, с каким остервенением однажды она отрезала себе волосы…

– Мама говорит, что Паша мне не подходит, – говорит Лилька. – Он русский, а мне нужен татарин… И вообще, чего за внешностью гнаться? Ну блондин, ну красавчик. А я-то…

– Опять «а я-то».

– Ты знаешь, я на него смотрю через бинокль, – шепотом говорит она.

– Больная… Это как? Следишь, что ли? – удивляюсь я.

– Ага, иди-ка сюда, – зовет Лилька.

Мы открываем шторы, и она наводит бинокль на окно напротив.

– Маньячка, – смеюсь я.

– Он редко к окну подходит. В институт же поступил. Учится все, наверное…

Глаза Лильки горят, будто бы ей только что подарили подарок…

Однажды я видела, как Дед Мороз (мой папа) подарил ей подарок. Лилька тогда училась в пятом классе и всерьез подумала, что мой отец – Дед Мороз. Я-то сразу вычислила его по носкам.

Ну, допустим, Дед Мороз надел папины тапочки, но его черно-белые носки с красными точками он никак надеть не мог, ведь мама уверяла, что такие носки есть только у него и она их купила в Москве во время командировки.

Лилька все равно поверила – Дед Мороз существует… Странно было ожидать этого от такой взрослой девчонки… Я была ошеломлена такой чистой верой в Деда Мороза. Родители хихикали на кухне и шушукались: «Поверили вроде…»

Я решила никогда не рассказывать Лильке про то, что Дед Мороз – мой папа.

Однако в тот же вечер, в день, когда Лилька поверила в чудо, тетя Расима, уже будучи в подпитии, раскрыла правду:

– А моя-то идиотка решила, что ты, Марат, – Дед Мороз.

Мы были у них в гостях, и мне так хотелось, чтобы она заткнулась. Мой отец глупо улыбался. Тетя