Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

В принципе Каменев ожидал такого поворота событий. Но он готов был пожертвовать своей должностью. «Служить партии не значит беспрекословно следовать за Сталиным» – именно такой позиции придерживался тогда Лев Борисович. Он даже собирался написать это членам Политбюро в ответ на свое смещение с должности. Но так и не решился. Несмотря на всю свою прямоту, он опасался резких высказываний, боялся перегнуть палку.

А между тем сторонники оппозиции стали проводить конспиративные собрания. Одно из них состоялось 6 июня 1926 года в районе станции Долгопрудная Савеловской железной дороги. Присутствовавшие 70 человек слушали доклад заместителя председателя Реввоенсовета М. М. Лашевича о положении в партии и разногласиях оппозиции с большинством ЦК. Это конспиративное собрание довольно скоро было раскрыто, а все участники подверглись различным выговорам и наказаниям. Вошло в историю оно как «дело Лашевича»[226] и явилось для Сталина предлогом для нового нападения на оппозицию. Именно «с появлением группы Зиновьева, – говорил Сталин, – оппозиционные течения стали наглеть, ломать рамки лояльности»[227]. Сталин предложил ударить на пленуме по оппозиционной группе Каменева и Зиновьева, тем самым разбить их блок с Троцким и попробовать вернуть лояльность Троцкого и его сторонников. Сталин считал: если ударить по всем троим сразу, то ЦК и его органы превратятся в неработоспособные учреждения[228].

Он предлагал Зиновьева вывести из Политбюро, а после убрать с поста председателя Исполкома Коминтерна. «На пленуме можно и нужно ограничиться короткой резолюцией о единстве в тесном смысле слова в связи с делом Лашевича, сославшись на ленинскую резолюцию о единстве на X съезде, – писал Сталин Молотову. – Зиновьев выводится из Политбюро не из-за разногласия с ЦК… а из-за его политики раскола»[229].

Началась подготовка к пленуму с обеих сторон. Оппозиция подготовила свое заявление, которое подписали 13 человек, в том числе и Каменев. Это заявление позже назвали «Декларацией», так как в нем критиковались политика «большинства ЦК» и бюрократизация партии: «Подлинная дисциплина расшатывается и заменяется подчинением влиятельным лицам аппарата; товарищи, на которых партия может положиться в самые трудные дни, выталкиваются во все большем числе из состава кадров, перебрасываются, высылаются, преследуются и заменяются сплошь да рядом случайными людьми, непроверенными, зато отличающимися молчаливым послушанием»[230].

Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову о «деле Лашевича» и группе зиновьевцев

25 июня 1926

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5388. Л. 23–25 об.]

21 июля 1926 года на заседании при обсуждении доклада о так называемом деле Лашевича Троцкий пытался огласить «Декларацию». Однако попытка его была неудачной. Почти все его выступление потерялось в шуме, смехе и выкриках: «Это демагогия», «Прекратите чтение», «Милюковщина это», «Наглая ложь», «Не ссылайтесь на Ленина», «Аристократы!»

В итоге «Декларацию» признали «раскольнической платформой, унижающей достоинство партии». Но, как и планировал Сталин, главным организатором раскола пленум назвал отнюдь не Троцкого, а Зиновьева.

Досталось и Каменеву. Председатель Всеукраинского центрального исполнительного комитета Григорий Петровский вдруг вспомнил о Каменеве, обо всех его промахах и ошибках:

– Товарища Каменева, что ли, поставить во главе партии? Но кому не известно, что при всех крутых поворотах делал Каменев? В 1917 году что было сделано Каменевым на суде нашей фракции? Что было сделано им в ссылке, когда из Ачинска посылалась телеграмма первому гражданину романовской династии?

Слова о телеграмме как обухом по голове ударили по Каменеву. Обычно сдержанный, он вскочил с места и выкрикнул:

– Врешь!

Его соратники поддакивали:

– Как не стыдно врать!

Однако Петровский продолжал:

– Почему мне стыдно? В тысячу раз стыднее, когда романовской династии посылается телеграмма!

Каменев был растерян. Вновь всплыла ложь о старой, давно забытой истории.

– Врешь! – продолжал кричать Каменев.

Но Петровский не унимался. Чувствуя свое превосходство, он позволил себе иронизировать:

– Товарищ Каменев, я даже не позволил Вам называть меня на «ты», но Вы, видно, вышли из минимальной моральной дисциплины и тычите, а между тем, на кого «ты» можно сказать, так это на Вас, потому что Вы уж так много нагадили партии, что дальше идти некуда. Об октябрьских днях я тоже врал? О теперешнем положении? Но при всех этих враках выходит, что Вам, товарищ Каменев, руководство партии никогда не будет доверено.

Каменев, никогда к этому и не стремившийся, уже в спокойном тоне сказал:

– А я и не прошу[231].

На этом спор был закончен. Но история с телеграммой еще всплывет.

Не смог промолчать Каменев и когда его сторонников обвиняли в участии в конспиративных собраниях. Он пытался объяснить, что их вынудили к этому, не давая высказываться на легальных площадках[232].

Примирителем попыталась выступить Крупская, которая уверяла, что она против фракций, но ответственным за их появление называла большинство. Именно большинство создало такую атмосферу, при которой невозможно спокойно обсуждать вопросы, и вынудило меньшинство создавать нелегальные собрания.

На пленуме еще раз вспомнили о «Завещании Ленина». Последнее слово осталось за Сталиным:

– Никаких писем Владимира Ильича Ленина ЦК не скрывал и скрывать не мог. Всякий, кто заикнется о том, что эти документы скрыты, является клеветником на нашу партию.

А дальше Сталин стал лукавить, говоря, что всегда настаивал на том, чтобы их опубликовали в печати. Однако он говорил не только о «Завещании», но и о письме Ленина 1917 года против Каменева и Зиновьева. При этом Сталин заявил:

– Я жалею, что объединенный Пленум ЦК и ЦКК не имеет права принять решение о том, чтобы опубликовать в печати эти письма. Я очень жалею об этом, и я буду этого добиваться на XV съезде нашей партии.

Крупская же говорила, что если вопрос стоит так, то надо опубликовать сначала «Завещание Ленина», а уже потом рассматривать вопрос о публикации письма 1917 года.

Несмотря на то что выступление Каменева не было запланировано, он не мог промолчать, тем более что являлся председателем XIII съезда в тот момент, когда решался вопрос о «Завещании»:

– На съезде по решению Президиума было предложено прочесть сначала то письмо Ленина к партии, которое мы в просторечии называем «Завещание», по делегациям, не зачитывая его сразу на съезде. Съезд постановил тогда только одно, что ввиду того, что все члены съезда ознакомились с этим письмом по делегациям, не требовать оглашения этого письма на самом съезде.

«Дворник, лидер и арриергард оппозиционного