Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин

дневника неожиданные для представителя богемы (пусть и воспринимаемого многими как парвеню) записи: «Что делать мне, как хочется иметь Евангелие, где-то надо взять денег на Ленинград. Пять минут посидеть, покурить, подумать. Надо ли ехать в Ленинград за Евангелием? Надо».

Или такое: «Что, если выучить Евангелие наизусть? Давно думаю над этим, только хватит ли меня на этот подвиг? Попробую». Звучит не то чтобы наивно, скорее драматично: оторванный от почвы «мальчишка без манер», лишенный в столичном городе кровнородственной или хотя бы клановой поддержки, слишком многое (почти все) начинает с нуля. Даже если ты виртуоз сценической формы и мастер киновоплощений – в сущностных вопросах приходится двигаться-разбираться на ощупь.

На своей подаренной Высоцкому книге он некогда написал: «Пой, Вовка, всем, кто попросит. Тогда тебя хватит!» Автограф, по сути, тождественен высказыванию недавно ушедшего русского поэта Василия Казанцева: «Чем больше бережешь – тем меньше остается».

Валерий Золотухин разбрасывался по жизни щедро, зачастую отказываясь от хороших киноролей из-за любимой «Таганки»: «Ну так что ж, честь театра – превыше всего». Его «Барыня-речка» и «Разговор со счастьем» из популярных кинофильмов в национальном обиходе остались навсегда. Широкий, могучий распев, неуемная радость от самого факта существования на этой земле – фирменные приметы Золотухина-вокалиста. В этом плане следовало бы пересмотреть малоизвестную, зато невероятно щедрую на певческие открытия ленту «Человек с аккордеоном» середины 1980-х. По справедливому замечанию театроведа Натальи Крымовой, актеру-вокалисту был присущ «особый лад разговорной речи». (Кстати, мало кто из наших зрителей, видевших легендарную «Квартиру» Билли Уайлдера, догадывается, что центральный герой говорит там по-русски голосом Золотухина, обеспечившего полное слияние с чужой внешностью и пластикой.)

Он шумел, веселился, нагромождал друг на друга гротесковые трюки и актерские аттракционы, но на глубине его души всегда было нечто этакое: «Вечер. Почему, когда думаешь о Боге, о том, что не людям, а ему служишь, и ждешь его суда, а не людского – легко и весело становится жить, и работается».

В ритме жизни

Игорь Ильинский

Игорь Владимирович Ильинский (1901–1987)

Многим из тех, кто любит «Волгу-Волгу», наверняка памятны слова вступительной песенки: «Вот Бывалов перед вами, / Бюрократ он исполинский. / Играет, играет его артист Ильинский. / Ильинский, Ильинский играет эту роль». При этом сам бюрократ на экране столь выразительно хлопает ресницами, страх в его взгляде так густо замешан на воле к власти, что перестаешь думать об «игре». Нет, здесь не киношные бирюльки, а нечто сущностное. За десять секунд предъявлено огромное пугающее содержание.

В дальнейшем Игорю Ильинскому удается на равных существовать в кадре с обаятельнейшей Любовью Орловой и ее «положительными» партнерами. По воспоминаниям самого артиста, предназначенный ему исходный драматургический материал был беден: «В сценарии роль Бывалова носила несколько бледный и неопределенный характер, но, поговорив с Александровым, я убедился, что на данной основе можно создать интересный сатирический образ, он обещал мне, что роль в согласовании со мной будет дописана и «дожата» уже в процессе съемок. Хотя я и недолюбливал таких «дожатий» на ходу, раздумывать было некогда, я поверил Александрову. И действительно, его обещания не оказались пустыми словами: все, что можно было «дожать», развить и расцветить целесообразно в рамках сценария, было сделано для роли Бывалова».

Мало сказать: «Хорошо играет». Или: «Сатирически заострил, мастерски разоблачил». Недостаточно будет даже поднять мастера до небес заявлением: «Придумал, сделал роль из ничего». Комиков в мире не счесть, однако настолько уверенно тягаться с лирикой, красавицей, великими песнями, изобретательной режиссурой дано немногим. Дело в том, что Ильинский и не комик, и не сатирик. Точнее, больше, чем первый, масштабнее, нежели второй.

Он недаром прошел в 20–30-е школу Всеволода Мейерхольда, внутренне состоявшегося в начале столетия как «дитя символизма». Мейерхольд еще до революции тщательно разрабатывал тему «живого мертвеца».

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей…

Ильинский обучен особого рода технике игры, технологии построения образа. Его Бывалов, да, напоминает про бытовой гротеск, вписан в сатирический контекст, однако происходит, конечно же, из символистского периода. Рискнем посмотреть знакомую картину через призму этого понимания, и она станет совсем уже огромной, нетривиальной, подключенной к по-настоящему высокой культуре.

Все это, кстати, плохо осознавалось уже в 30-е, хотя работа по созданию универсальных смыслов общемирового значения шла у нас полным ходом. Сам Игорь Владимирович с досадой и явной обидой написал в своей итоговой книге: «Фильм «Волга-Волга» не был достаточно высоко оценен нашей кинообщественностью, в среде которой в то время было немало снобов и эстетствующих кинорежиссеров, не понявших и не оценивших положительных качеств фильма, заключавшихся главным образом в его подлинной народности и здоровом оптимизме».

Или еще более откровенно: «Что касается меня, то я, будучи не в чести в кинематографических кругах, читал о себе в журнале «Искусство кино», например, такие строки: «Бывалов лишний в картине… Отчасти в этом виновата сама по себе «маска» Ильинского. Ильинский не создал образа. Бывалов не стал одним из «Бываловых». Роль Бывалова – это всего лишь комедийный стержень сценария, объединяющий его эпизоды».

Обо всем этом важно помнить сегодня: обласканного впоследствии властью и правительством, любимого массами артиста откровенно третировали «профессионалы», попросту не понимавшие глубины его поиска, генезиса его творчества.

Что же касается термина «маска», то здесь злобствующий рецензент не ошибается. Знаковая книга соратника Мейерхольда Бориса Алперса называлась «Театр социальной маски». В самых популярных, будто бы «сатирических» ролях – Бывалова и Огурцова – Ильинский выдает под видом бытописательства именно нетривиальную актерскую технику, которая явилась плодом многолетних исканий русской культуры – от символистов до Станиславского, Вахтангова и Мейерхольда.

Ильинский не просто комический артист, но человек высокой культуры и всестороннего воспитания. Хочется даже сказать – «образцово-показательной выучки». Отец, военный врач, и сам играл любительские роли. Мать всячески приобщала сына и к хорошей литературе, и к гимнастике. Имя ему выбиралось словно в обещание небывалой судьбы, тогда оно не было популярным, зато считалось модным у интеллигентных, внутренне настроенных на новизну родителей. Игорь Стравинский, Игорь Лотарев – будущий Северянин, Игорь Ильинский.

В доме бывали великие люди, маленьким он видел на расстоянии руки, допустим, Александра Остужева, актерская слава которого не померкнет еще долгие годы: «Мне очень полюбился в Малом театре «Дмитрий Самозванец». Помню, я всецело был на его стороне и очень жалел, что его авантюра не удалась. Может быть, это было потому,