Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин

сыграть в дебютном советском истерне «Тринадцать» Михаила Ромма, но судьба (а может, большая история) распорядилась иначе. Картина про затерянных в песках «самураев» была и впрямь не про него. Обедню Ромму испортил Барнет, явившийся забирать со съемок жену. Елена Кузьмина решила остаться и вскоре вышла за будущего кумира интеллигенции, а Крючков плюнул на съемки и смылся с другом в Москву. Мог себе позволить: в наступающем 37-м самый востребованный артист СССР снялся в шести характерных ролях. Год спустя примерил гимнастерку в фильме о бдительном коменданте таежной погранзаставы. А в 39-м сыграл главную роль своей жизни. Временно демобилизованный старшина, пырьевский тракторист Клим Ярко – не только удалец и ударник. Азартный, свойский, находчивый бригадир становится лидером богатырской тройки, мобилизует на трудовой подвиг колхозного тугодума (Борис Андреев) и приблатненного попутчика (Петр Алейников). А затем гонит стальные машины в ту степь, где все тревожнее полыхают зарницы.

Герой Крючкова становится первым эталонным офицером советского экрана – дефицитным звеном Красной Армии, о котором грустно вздыхали бойцы «генералиссимуса» Чапаева, глядя на марширующих каппелевцев: «Красиво идут!».

Иван Пырьев был первым режиссером, показавшим генезис советского общества как живой творческий процесс, осуществлявшийся в толще народной жизни. Выход энергии был запредельным – троица подружившихся артистов куролесила так, что звон долетал до самой Москвы. Парни соревновались, кто кого перепьет. Опрокинув десять стопок подряд, Крючков закрыл тему. «Броня крепка, и танки наши быстры», «Три танкиста, три веселых друга» стали застольными хитами, а Крючков, Ладынина и режиссер – лауреатами Сталинских премий.

Между тем второплановые роли ему, состоявшемуся корифею, любимцу публики ничуть не претили: толковал ли ленинские декреты («Человек с ружьем»), бунтовал ли в образе Хлопуши («Салават Юлаев»). Или вероломно уводил Свинарку у Пастуха. Хотя по поводу последней работы приятель Василий Сталин негодовал: негоже, мол, советскому герою сниматься в роли сельского афериста…

С первых дней Великой Отечественной Крючков просился на фронт. «Снимаясь в кино, вы принесете Родине не меньше пользы», – отрезал военком. Но ощущение, что парень из нашего города воюет где-то рядом, не покидало фронтовиков. И он горел на работе: выступал в концертах фронтовых бригад, снялся в десяти картинах. Во время съемок «Парня…» загремел в госпиталь от истощения, летал на «кукурузнике», играл на баяне, пел, плясал, ломал руки и ноги двенадцать раз, обжигал глаза, потерял зубы, заработал ревматизм…

Но оставался в строю и в 50-х. В чем же секрет его востребованности? «Дело в том, что от него всегда, с юных лет, исходило ощущение особой надежности. Наше кино остро нуждалось в таком исполнителе, в таком характере, в таком герое. Таком обаятельном, с душой нараспашку, сметливом и смелом, способном поднимать людей в атаку и на трудовой подвиг», – говорил режиссер Григорий Чухрай.

Из послевоенных картин Николай Крючков особенно дорожил «Звездой», «Максимкой» и «Гусарской балладой». Новые горизонты раскрыл спектакль «Бедность не порок» по пьесе Островского, поставленный в Театре-студии Киноактера: «Это, скажем прямо, один из немногих удавшихся положительных героев Островского. Нищий бродяга, обиженный судьбой правдолюбец. Тут столько красок, что играть – одно удовольствие… С этой театральной роли открылось мое второе дыхание в кино. Я лично считаю, что и комиссар из «Сорок первого», и начальник автобазы из «Дела Румянцева», и даже вот Семен Тетерин («Суд» Скуйбина – «Свой».) – все они в какой-то мере от него пошли. Любим Торцов оказался для меня как бы разведкой в глубь человека… В фильме Хейфица – «День счастья» – у меня была очень интересная роль – старый портной, с таким колоритным одесским говорком».

Побывав юродивым, Крючков совершил паломничество на темную сторону. Его лучшие послевоенные роли – отнюдь не героические. Оборотни-начальнички с подпольной моралью «Не мы такие – жизнь такая»: зававтобазой Корольков в «Деле Румянцева» Хейфица, начальник угрозыска из «Жестокости» Скуйбина… И простые, совестливые мужики, на которых стоит мир: дядя Коля из «Осеннего марафона» Данелии, таксист в «Горожанах» Рогового, дед-одиночка в «Когда наступает сентябрь» Кеосаяна – честные ветераны, видящие человека насквозь, как рентген.

Николай Афанасьевич Крючков снялся более чем в 120 фильмах. Свою популярность объяснял с подкупающей простотой: «Вопрос, каким должен быть советский человек, наш современник, стал для артиста Крючкова самым главным во всей дальнейшей жизни на экране, стержнем многих кинематографических образов. Стал вопросом всей жизни».

Текст: Алексей Коленский

«Сухов, помоги! Ведь ты один целого взвода стоишь»

Анатолий Кузнецов

Анатолий Борисович Кузнецов (1930–2014)

Обессмертившее Анатолия Кузнецова кинополотно «Белое солнце пустыни» явно было феноменом не случайным, но подготовленным всем ходом нашей истории. Не просто фильм – общенациональный миф. «Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо», – мысленное обращение товарища Сухова к томящейся где-то в среднерусской глубинке супруге звучит как эпос, содержательно перекликаясь с легендарной, написанной за тридцать лет до появления картины, «Катюшей». «Выходила, песню заводила про степного, сизого орла, про того, которого любила, про того, чьи письма берегла», – так Михаил Исаковский вместе с Матвеем Блантером предвосхитили в 1938 году любовную историю увязшего в азиатских песках русского красноармейца.

Возвращение солдата после многолетнего ратного труда домой – живым, физически не искалеченным, хотя и внутренне, как правило, травмированным – очень мощный архетип. Во второй половине 1960-х в Советском Союзе произошло глубинное переосмысление событий Великой Отечественной. Временная дистанция позволила несколько иначе взглянуть на, казалось бы, уже канонизированную военную историю. Стремительно складывался принципиально новый для нашего кино жанр, определяемый фразой «Пришел боец с фронта».

Сюда можно подверстать не только фильмы о войне с гитлеровцами – непростая солдатская доля трактовалась и отражалась в киноискусстве весьма разнообразно: тут и обрусевший андерсеновский служивый, сыгранный Олегом Далем в «Старой, старой сказке» (1968), и простодушный герой Семена Морозова из «Семи невест ефрейтора Збруева» (1970), и многие другие памятные отечественным кинолюбителям образы.

Что же касается «Белого солнца», то широко известна история о том, как уже приступившего к съемкам фронтовика Георгия Юматова внезапно заменили Анатолием Кузнецовым, чьи кинопробы оказались вполне конкурентоспособными. Любопытно, что до этого драматурги Рустам Ибрагимбеков и Валентин Ежов работали над фильмом с несколькими условными названиями – «Пустыня», «Спасите гарем!», «До свидания, барышни» – под руководством Андрея Михалкова-Кончаловского. Причем в роли красноармейца там выступал молодой, брутальный и напористый Николай Губенко, а его возлюбленную в исполнении Натальи Аринбасаровой звали, разумеется, не Катериной Матвеевной.

Упомянутые детали важны, поскольку ввод в игру внешне меланхоличного, рассудительного Кузнецова как раз и превратил «Белое солнце пустыни» в народный эпос. Специфика