Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин

нашего полного присутствия в ситуации. Мы будто видим все происходящее глазами героя, соучаствуем посредством его органов чувств. Такой сновидческой конструкции, пожалуй, позавидовали бы и Бергман с Тарковским.

В 1951-м он прошел по конкурсу одновременно в Школу-студию МХАТ и в Щукинское училище, но по совету двоюродного брата, уже знаменитого тогда актера Михаила Кузнецова, выбрал занятия в Художественном. Блестяще выучился профессии на курсе Александра Карева, где его товарищами были Леонид Броневой, Галина Волчек, Игорь Кваша, Людмила Иванова. И в ранних, чересчур положительных ролях, и в воплощении поздних, порой однообразно прописанных образов Анатолий Борисович безупречно профессионален. Кажется, в том или ином фильме ему совсем нечего играть, а он тут поменяет ритмический рисунок, там внезапно сломает речевую стратегию, и роль становится интересной, иногда даже много качественнее фильма в целом.

Как всякий подлинный мхатовец, Анатолий Кузнецов уделял огромное внимание деталям, умел наварить убедительности, остроумно поработав с материальной составляющей образа. Рассказывал, что у него не получалось вжиться в роль красноармейца Сухова до тех пор, пока не догадался увеличить объем солдатских портянок поверх штанин: «По жизни икры у меня не такие внушительные, как в картине. А с массивными обмотками сразу почувствовал основательность, стал прочно стоять на земле». Нетипично здесь и то, что актер делится производственным секретом, не пытаясь охмурить народ выспренними разговорами о «духовном поиске».

Исполнивший роль Черного Абдуллы Кахи Кавсадзе спустя десятилетия восхищенно поведал о том, что его товарищ по участию в фильме-шедевре был этаким одушевленным сенсором, который «все-все чувствовал», благодаря чему и общение вне съемочной площадки, и тем более работа в кадре доставляли огромную радость партнерам: «От него шел замечательный актерский посыл! Человек с посылом, и вот с таким вот большим плюсом!».

Унаследовав музыкальность и плотный, красивый голос от выступавшего с оркестром Виктора Кнушевицкого, а также в Большом театре отца, Кузнецов виртуозно озвучил несколько культовых западных картин для советского проката. Его голосом говорили Омар Шариф в «Золоте Маккены», Франко Неро в «Дне совы», Ричард Бартон в «Клеопатре».

Этого профессионала судьба недаром наградила великой ролью на все времена – не только за актерский талант, но и за простоту нрава, незлобивость, внутреннюю сосредоточенность. Его как бы отрицательный Павел из «Утренних поездов», защищаясь от упреков, говорит: «Я читаю газеты! Но только идеи идеями, а человек сам по себе».

Применительно к самому Кузнецову это – позиция человека, который однажды услышал внутри себя верную ноту и с тех пор больше всего на свете боится сфальшивить.

Сказание о красе Сибирской

Марина Ладынина

Марина Алексеевна Ладынина (1908–2003)

Судьба Марины Ладыниной отчасти парадоксальна: долгий земной век и сравнительно небольшое количество любимых народом фильмов с ее участием. Кажется, актрисе не повезло со сторонними трактовками: неточные оценки и поверхностные славословия сочетались с акцентированным вниманием сначала к личной жизни звезды, потом – к ее зрелости вне творческого процесса и, наконец, к одинокой старости. Ладынина заслуживала куда более чуткого отношения.

Будущая артистка появилась на свет в селе с неблагозвучным названием Скотинино (в Смоленской губернии). По одной из версий, отец происходил из польских дворян. Так ли? Нет особого смысла разбираться в том, что представляется недоказуемым. В своем последнем интервью актриса специально отметила, что ее мать была совершенно неграмотной. А Марина мечтала в детстве стать библиотекарем. «Я так рано начала читать! И много», – в этих словах как будто есть некий ключик к загадкам ее характера, творческой мастерской и судьбы в целом: когда рушились старые уклады – приобретали небывалый престиж утонченность без аристократического лоска, грамотность и сообразительность вне сословного положения. В столицах аукалось – в провинции откликалось, причем чрезвычайно стремительно. К тому времени семья, где кроме Марины было еще трое детей, перебралась в Сибирь, в село Назарово, что неподалеку от Ачинска. Ей приходилось много работать по хозяйству, а одновременно адаптироваться в среде рано испытывающих свою натуру деревенских шалопаев.

«Ребята знали, что я такая отчаянная, и потому заводили меня, – вспоминала она свои детские развлечения – страшно сказать! – через восемь десятков лет. – И я обязательно должна была их посадить в лужу!» Глаза рассказчицы при этом горели огнем, былой азарт никуда не девался и в ее девяносто с хвостиком.

«Вместе с ребятами я водила лошадей в ночное», – а этим признанием Ладынина подчеркивала, что она, плоть от плоти народа русского, вполне соответствовала традиционному укладу своего социального класса. В то же время настойчиво искала возможности для реализации скрытого потенциала. В решении этой трудной задачи посодействовал уже Иван Пырьев.

Впрочем, еще до встречи с ним будущая звезда самостоятельно выбрала и прошла серьезный путь. Марина заинтересовалась театром стихийно – участвуя в школьной самодеятельности. Когда училась в педагогическом классе в Ачинске, периодически подменяла актрис местного театра. Какое-то время поработала учительницей, а в Москву отправилась по комсомольской путевке – поступать в вуз по специальности. Однако подала документы в ГИТИС и была туда зачислена (в 1929-м). Диплом с пометкой «особо одаренная» она будет с гордостью хранить до своих последних дней. В 1933-м оказалась распределена во МХАТ. Еще во время учебы снималась в небольших киноролях, а самой заметной тогда стала ее работа в откровенно пропагандистской ленте режиссера Юрия Желябужского «Просперити» (1932), где Ладынина очень выразительно сыграла слепую американскую цветочницу.

По ее версии, знакомство с Пырьевым произошло сразу после премьеры нашумевшей картины Абрама Роома «Строгий юноша». Ивана Александровича, у которого за плечами были Первая мировая и Гражданская, актерский опыт в постановках Эйзенштейна и Мейерхольда, многолетняя работа сценаристом и помощником режиссера, а также пара собственных кинопостановок, представила Марине подруга. Они гуляли и долго, увлеченно беседовали.

Пырьев состоял в браке с актрисой Адой Войцик, у них рос ребенок. Теперь никто достоверно не расскажет, ЧТО появилось сначала – внезапное влечение к Ладыниной или подспудный режиссерский замысел. Григорий Александров за два года до этого осуществил в отечественном кино не меньше, чем жанровую революцию, – выпустил «Веселых ребят», где в главной роли блистала его супруга Любовь Орлова. То, что амбициозного Ивана Пырьева этот смелый проект вдохновлял и провоцировал на состязание, сомнению не подлежит. Марина Алексеевна так и формулировала: «Пырьев придумал сделать героиню, противоположную Орловой». Здесь впору задуматься о том, какими причудливыми путями идет порой формирование художественного образа. Из соревнования с успешным товарищем, импортировавшим из Америки как идею звезды, так и салонно-эстрадную артистическую манеру, Иван Александрович вынес образ нашей потенциальной соплеменницы – эстетически над