Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

салон графини Тун Бетховен должен был попасть благодаря ее родственнику графу Вальдштейну, который снабдил молодого музыканта вдохновляющим напутствием при отъезде из Бонна и, вероятно, дал ему соответствующие рекомендательные письма. Если допустить, что Бетховен мог познакомиться с графиней фон Тун еще во время своего первого пребывания в Вене в начале 1787 года, то в этом доме его уже должны были знать.

В книге М. А. Разумовской рассказ о появлении Бетховена в Вене сопровождается, к сожалению, множеством ошибок и неточностей. Главной благодетельницей молодого музыканта представлена княгиня Лихновская, а граф Вальдштейн назван Карлом (правильно – Фердинанд), при этом утверждается, будто «граф Вальдштейн подал курфюрсту [Максимилиану Францу] мысль назначить этого прекрасного пианиста на оставшееся свободным после смерти Моцарта место в Вене»[169]. На самом деле Моцарт никогда не состоял на службе у курфюрста-архиепископа Кёльнского, и такой должности, как пианист в венской резиденции курфюрста, вообще не существовало (как и самой резиденции вплоть до вынужденного переезда Максимилиана Франца в 1794 году в загородный дворец в Хетцендорфе под Веной). Бетховен занимал в боннской капелле пост придворного органиста, а в Вену его направили для совершенствования в композиции под руководством Гайдна.

Конечно, Гайдн также способствовал вхождению Бетховена в венский свет, и некоторые меценаты у них впоследствии оказались общими (князь Лобковиц, граф Аппоньи, императрица Мария Тереза Бурбон-Неаполитанская). В июне 1793 года Гайдн взял ученика с собою в Эйзенштадт – резиденцию князей Эстергази, надеясь, возможно, что Бетховена примут там на службу, чего не случилось: правящий князь Антон был равнодушен к музыке, а его будущий преемник, главный покровитель старого Гайдна, князь Николай II Эстергази, всегда относился к Бетховену с прохладцей.

Лихновский устраивал у себя по пятницам утренние концерты камерной музыки, на которых присутствовали искушенные знатоки и самые выдающиеся музыканты, включая Гайдна и Сальери. Репертуар этих собраний был исключительно серьезным. Музыкальные интересы князя включали в себя творчество и старых мастеров (таковыми в конце XVIII века считались И. С. Бах и Гендель), и самых современных – Моцарта, Гайдна и Бетховена. Для нас эти имена ассоциируются с понятием «венская классика», но в 1790-х годах музыка Моцарта все еще воспринималась широкими кругами публики не без труда, а поздние шедевры Гайдна (квартеты, мессы, оратории) отнюдь не принадлежали к «легкому» жанру. Выделиться на их фоне было чрезвычайно трудной задачей. К штурму этих высот Бетховен подходил со всей ответственностью и отнюдь не спешил с публикацией значительных сочинений.

Историкам музыки хорошо известно письмо Андрея Кирилловича Разумовского от 25 ноября (6 декабря) 1794 года к графу Платону Александровичу Зубову, последнему фавориту императрицы Екатерины II. Зубов любил музыку, хорошо в ней разбирался и сам играл на скрипке, так что, помимо понятного желания Разумовского заручиться симпатиями фаворита, в своем письме он обращался к такому же искушенному дилетанту, каким был сам[170].

Обычно это письмо цитируется потому, что в нем упоминаются Моцарт и Гайдн. Однако оно примечательно еще и тем, что в нем нет ни слова о Бетховене.

Приведем это письмо полностью[171].

Господин граф,

я с большим удовольствием воспользуюсь услугами отбывающего отсюда курьера, чтобы в точности выполнить поручение, любезно данное мне Вашим Превосходительством, и переслать музыкальные сочинения вкупе с набором скрипичных струн наилучшего итальянского качества, какое только можно было найти в Вене. Несомненное преимущество, которое они имеют, заключается в возможности хорошего их использования. Что касается количества, я распределил его согласно их размерам и необходимости обновлять струны на инструменте; таким образом, получилось 12 комплектов верхних струн, восемь – струны «ля» и шесть – «ре».

Общая сумма – 96 флоринов 30 кр[ейцеров], включая жестяную коробку для их хранения.

Что касается нот, то я смог набрать лишь на стоимость в 14 флоринов сочинений разных хороших авторов, живущих в этом городе, причем выбирал самое новое на нынешний момент, зная, что музыкальные магазины Петербурга располагают большим ассортиментом во всех жанрах. Утрата знаменитого Моцарта и отсутствие Гайдна заставляют нас ощущать здесь голод в этом отношении, а прочие композиторы по сравнению с теми двумя стоят намного ниже, с трудом решаясь что-то предлагать публике, из страха, что не сумеют поставить на поток производство своих вымученных произведений.

Мне очень жаль, что шесть последних квартетов Гайдна, которые я слушал с превеликим удовольствием, сейчас достать невозможно. Они были сочинены года два тому назад для некоего лица, заплатившего 100 дукатов за удовольствие исключительного пользования ими в течение первого года; по всей видимости, они еще не награвированы и не выпущены в продажу, поскольку Гайдн, который крайне внимателен к своим интересам, вознамерился лично продать их в Англии как можно дороже[172]. Если Вашему Превосходительству будет любопытно их со временем получить, следует направить таковое поручение в Лондон, адресуясь к самому автору.

Я был чрезвычайно польщен, господин граф, что Вы соблаговолили любезно ответить на сделанные мною предложения, и я всегда готов оказывать Вам особенные услуги. Еще раз осмелюсь просить Вас рассчитывать на мое усердие и не стесняться обращаться ко мне во всех случаях, которые могут оказаться для Вас необходимыми в будущем.

Имею честь оставаться с уважением,

господин граф, Вашего Превосходительства

смиреннейшим и покорнейшим слугой,

гр[аф] А. Разумовский.

Вена, 25 ноября (6 декабря) 1794.

В переписке Разумовского это редкий случай, когда письмо целиком посвящено музыкальным вопросам, о которых граф судит с позиции профессионального скрипача (комментарии по поводу струн) или взыскательного знатока. Эталоном высокого искусства служили для него Моцарт и Гайдн, и, как мы видим, еще в конце 1794 года он не видел в Вене ни одного музыканта, достойного встать рядом с ними. При этом он вряд ли мог не знать Бетховена, жившего в это время в доме его свояка князя Лихновского и часто выступавшего в венских салонах в качестве пианиста. Но как композитор он действительно еще не заявил о себе в полный голос и не заслужил права быть выделенным из числа прочих авторов (а пианистов, сочиняющих музыку, в Вене было тогда немало). В конце 1794 года из печати вышли только три вариационных цикла Бетховена на чужие темы, причем два сочинения были изданы в Бонне, и лишь одно в Вене. Это Вариации для фортепиано и скрипки WoO 40 на тему Моцарта (ария Фигаро Se voul ballare) – Вена, июль 1793 года; Вариации для фортепиано WoO 66 на тему Диттерсдорфа – Бонн, осень 1793 года; и Вариации для фортепиано в четыре руки WoO 67 на тему графа Вальдштейна –